Греховные радости - Пенни Винченци

Казалось бы, «Прэгерсу» по самому его имени и положению на роду был написан успех: они были по-своему аристократическим банком, и что из того, что они оказались — как это тогда назвал их Гэс Бут? — новичками в этом городе? В Лондоне действовали десятки других банков, которые тоже были тут новичками, и ничего, у всех дела шли вполне успешно. Почему же тогда у «Прэгерса» ничего не получалось?

На следующий день ей предстоял обед с Чарльзом Сейнт-Маллином, и она решила поговорить с ним обо всем, что происходило в ее жизни: Чарльз стал ее самым лучшим другом. Поначалу, когда Шарлотта чувствовала себя особенно несчастной, она всерьез подумывала о том, чтобы уйти из «Прэгерса» и начать готовиться к поступлению в адвокатуру, пойти по стопам самого Чарльза. Она поговорила с ним, и он посоветовал ей не делать этого. Сказал, что, по его убеждению, банковское дело у Шарлотты в крови и что он чувствует: в конце концов она добьется в этой сфере успеха. Отчасти потому, что она и сама понимала — Чарльз прав; отчасти потому, что до сих пор не могла забыть выражения чрезвычайного удовольствия на лице Фредди, когда ему удалось организовать ее ниспровержение в Нью-Йорке, но Шарлотта преодолела искушение уйти из банка. Нет, она останется в «Прэгерсе», она добьется тут победы, в один прекрасный день она сумеет перехитрить Фредди, и тогда как минимум половина «Прэгерса» станет ее собственностью.

Пока же Чарльз был необыкновенно рад тому, что она снова оказалась в Лондоне; он даже говорил ей, что хотел бы написать Джереми Фостеру и Фредди Прэгеру и лично поблагодарить их за то, что они вернули ему Шарлотту.

Они виделись каждую неделю, подолгу вместе обедали, вспоминая прошлое, обсуждая свои текущие дела, рассуждая о будущем, а иногда просто сплетничали.

— Так вот, наверное, это просто глупость с моей стороны, — проговорила Шарлотта, завершая свой рассказ о делах «Рутледжа» и «Прэгерса», — но мне все это внушает какие-то подозрения. А тебе?

— Я слишком плохо знаю ваш мир, чтобы что-то утверждать, — ответил Чарльз. — По-моему, тебе бы стоило собрать побольше информации обо всех, кто имеет к этому какое-нибудь отношение.

Собрать побольше информации оказалось гораздо легче, чем она думала.

У Шарлотты было к Джемме неоднозначное отношение. Джемма казалась ей миленькой, но несколько смешной; к тому же она явно потеряла из-за Макса голову, вешалась на него и воспринимала каждое его слово как откровение.

— Она именно то, что Максу противопоказано, — сердито сказала как-то Шарлотта Георгине, когда та приехала к ней в Лондон на уик-энд, — из-за нее у Макса растет самомнение и он начинает считать себя самим Господом Богом. А уж его-то самомнение и так не нуждается ни в каком раздувании.

— Не такой уж он плохой, — заступилась Георгина, — может быть, ему как раз и не хватает любви к хорошей женщине.

Шарлотта вздохнула. Георгина всегда отличалась склонностью закрывать глаза на недостатки Макса.

— У него и так есть все; единственное, что ему нужно, так это держаться подальше от этого ужасного Томми, — заметила она.

— Ну, не знаю, — ответила Георгина. — Он тут приезжал в Хартест в прошлые выходные, я имею в виду Макса, вместе с Джеммой, и вел себя с папой просто прекрасно. Ты же знаешь, как папе хотелось бы, чтобы Макс был настоящим, преданным сыном. Мне показалось, что в тот раз он действительно старался им быть.

— Просто ему что-то было нужно, — отрезала Шарлотта. — А как Кендрик?

Бледное лицо Георгины покраснело, глаза у нее сразу заблестели и стали еще нежнее и больше, чем обычно.

— Хорошо. Теперь уже до лета недолго осталось. Он мне присылает массу кассет, — добавила она с почти детской гордостью.

— Кассет? — удивилась Шарлотта. — С чьими записями?

— Своими, глупая! Он их наговаривает. Он говорит, что не силен писать письма, и, в общем-то, это действительно так, поэтому я ему пишу, а он мне в ответ присылает кассеты. Получается неплохо.

— Что ж, очень славно, — несколько рассеянно проронила Шарлотта. — Джорджи, как ты думаешь, тебе не удастся уговорить папу разрешить нам поснимать в Хартесте? Для прессы? Это могло бы помочь Малышу.

— Не представляю себе, чем это могло бы помочь, — проговорила Георгина, — но уговаривать его так или иначе не придется. Он согласен. Энджи его спрашивала. Я думала, ты знаешь.

— Нет. — В голосе Шарлотты ясно прозвучала нотка недовольства. — Мне никто не говорил.

Комптону Мэннерсу удалось убедить воскресную газету «Мейл он санди» подготовить большую статью о двух династиях, как он называл семьи Прэгер и Кейтерхэм.

Фотограф и автор будущего материала провели в Хартесте целое воскресенье, неотступно следуя за членами семьи по дому и по всему имению; семейство фотографировали на ступенях лестницы перед домом, в библиотеке, на висячей лестнице, на вершине холма в том месте, где начиналась Большая аллея (верхом на лошадях), на фоне видневшегося внизу дома, который отсюда казался чем-то вроде исключительно хорошо нарисованного задника сцены. Сфотографировали даже близнецов — в лодке на озере, вместе с их родителями и с двоюродным братом Максом.

Все были немножко удивлены тем, что Макс с такой готовностью согласился приехать; он прибыл вместе с Джеммой на ее «Пежо-205». «Они оба выглядели так, словно явились прямо из рекламного ролика», — охарактеризовала их прибытие Георгина. Джемма была буквально ослеплена всем увиденным великолепием и скромно старалась не попадать в кадр, пока Макс буквально не затащил ее в общий снимок на ступенях перед фасадом, сделав при этом довольно рискованное заявление журналистам, что наконец-то встретил именно ту женщину, которая ему нужна.

Но еще более всех удивило, что перед камерой дважды предстал сам Александр. «Я буду держать вас за руку, чтобы ничего не случилось, — смеясь, сказала ему Энджи, — ну пойдемте, Александр, ради меня». И он расположился между нею и Малышом у подножия висячей лестницы, с виду настоящий чудак-аристократ: в потрепанных бриджах, в сапогах для верховой езды, в рубашке с распахнутым воротом и с рассеянной улыбкой на лице.

Через неделю снимки появились в газете: они были помещены в самом центре, под шедшим через весь разворот заголовком «Две династии — история жизни», в статье много говорилось о связях семей Кейтерхэм и Прэгер; Комптон Мэннерс позвонил Малышу, чтобы поздравить его, и заодно попросил поблагодарить от его имени Александра. Радость Мэннерса возросла еще больше на следующее утро, когда в «Дневнике города» — одном из разделов газеты «Таймс» — тоже появился материал о двух семьях; а во вторник газета «Телеграф» упомянула о связи двух семей в статье, озаглавленной «Скрытые миллиарды» и посвященной крупнейшим особнякам и дворцам, существующим в английских имениях.

— Это должно очень сильно нам помочь, — говорил Мэннерс. — Вот увидите.

Он оказался прав: две из тех трех компаний, которых обхаживал в тот момент «Прэгерс», к концу недели стали клиентами лондонского отделения банка.