Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес! - Николай Куликов

Сжатый воздух начал с шумом выдавливать воду из балластных цистерн — лодка качнулась и, задрав нос, пошла на всплытие.

— Собирайся, подходим к району высадки! — заглянул в каюту командир.

Я натянул теплый свитер, надел видавший виды пиджак, предварительно проверив документы в боковом кармане, намотал теплые байковые портянки и обул кирзовые сапоги. Вернулся Травин и с ним коренастый широколицый офицер азиатской наружности в кожаной зимней куртке и шапке-ушанке.

— Мой старпом доставит тебя к берегу, — сказал командир. — С мостика только что доложили: есть условный сигнал!

«Как и запланировали, ровно в два ночи», — отметил я, взглянув на часы. Потом быстро облачился в черное драповое пальто, в боковой карман которого сунул пистолет — компактный австрийский «штейр». В другой положил «лимонку»: неизвестно, какие «сюрпризы» могут ждать на берегу. В довершение надел темно-серую кепку и набросил клеенчатый плащ-дождевик — его на время высадки мне предоставили подводники.

Старпом подхватил мой объемистый рюкзак с рацией и прочим снаряжением, и мы двинулись на «выход».

Погода нам явно благоприятствовала: небо затянуло тучами, шел мокрый снег, — поэтому с берега наша подлодка наверняка была абсолютно незаметна. Впрочем, как пояснил Травин, такая погода — обычное дело в здешних местах в это время года. Я молча пожал ему руку, потом матросы помогли мне перейти в небольшую резиновую надувную лодку. Вслед за мной туда спустился и старший помощник. Он энергично оттолкнулся небольшим деревянным веслом от стального корпуса и начал усиленно грести по направлению к берегу. Где оно, это самое «направление», я мог только догадываться — вокруг стояла кромешная тьма. Не прошло и минуты, как подлодка пропала из вида — теперь вокруг нас плескались лишь холодные балтийские волны.

— До берега метров триста, — тихо пояснил старпом, — к тому же ветер нам в спину. Доберемся быстро.

— Как вы ориентируетесь в такой темноте? — полюбопытствовал я. — Лодку потом найдете?

— За меня не беспокойтесь, — усмехнулся подводник. — Не впервой!

Он закрепил весла, достал из кармана куртки электрический фонарик и просигналил морзянкой куда-то в пространство. К моему удивлению, нам сразу же ответили: огонек мигнул несколько раз где-то рядом.

— Приготовиться… — прошептал мой провожатый. — Выходим!

Он взял мой рюкзак, поправил на груди ППШ[1]и первым шагнул в воду. Теперь и я догадался: берег совсем близко — резко усилился шум прибоя, а волны стали пениться, разбиваясь на прибрежном мелководье. Когда я вслед за старпомом сошел с лодки, ледяная морская вода попала мне в сапоги — глубина здесь оказалась выше колен. «Не размокну. Главное, чтобы на берегу были свои, — подумал я, держась одной рукой за борт лодки, а в другой сжимая снятый с предохранителя «штейр». Три с лишним года на войне научили быть готовым ко всему. Вот и сейчас: совсем не факт, что на берегу меня ждет Имант — резидент разведуправления Красной Армии…

— Вентспилс! — крикнули с берега.

Теперь я отчетливо различал темную фигуру человека у самой кромки берега, метрах в двадцати.

— Юрмала! — ответил я обусловленной фразой, стараясь перекричать шум прибоя.

От сердца немного отлегло: пока что там, на берегу, ошибок не делали — световой сигнал и звуковой пароль передали верно. Старпом протянул мне рюкзак и дружески похлопал по плечу:

— Удачи! Как говорят во флоте: «Попутного ветра и семь футов под килем!»

Я отдал ему корабельный плащ; наклонившись, подводник стал толкать надувную лодку обратно в море. Я же медленно, опустив руку с пистолетом в карман пальто, направился к ожидающему меня человеку. Нервы были натянуты до предела: пароль паролем, но и «подставу» исключать нельзя — немцы противник достойный.

— Здравствуйте, не знаю, как вас величать! — с небольшим прибалтийским акцентом первым поздоровался встречающий и протянул мне руку.

— При мне документы на Федько Федора Устиновича.

— В таком случае — здравствуйте, господин Федько! Про «товарищей», сами понимаете, пока придется забыть.

— Понимаю, господин Имант! — пожал я руку резидента. — Я не ошибся?

— Все правильно. Но по документам мое имя Гунар. Гунар Красовский — так ко мне и обращайтесь…

Теперь я окончательно убедился: передо мной именно тот, кто мне нужен, — в Центре мне сообщили только что названную фамилию. В разрыв облаков выглянула луна, и мне удалось получше разглядеть встречающего: на вид я бы дал ему лет пятьдесят или около того; ростом чуть выше среднего, худощавый, с крупными чертами лица и аккуратно подстриженными небольшими усиками — он сразу произвел на меня благоприятное впечатление. Держался уверенно, без излишней суеты и нервозности, а в подобной обстановке это ох как непросто! На нем был длинный брезентовый плащ с наброшенным на голову капюшоном и высокие кирзовые сапоги.

— Вам помочь? — указал Красовский на мой громоздкий рюкзак.

— Не надо, справлюсь.

— Тогда в путь!

Я закинул рюкзак через плечо и пошел за ним следом. Ночи в этих широтах не такие темные, как у нас в Сибири, — я отчетливо различал узкую, местами заснеженную песчаную полосу вдоль моря, а за ней высокий отвесный обрыв. Мы шли вдоль него минут пять, потом Гунар остановился, посмотрел наверх и негромко свистнул. Оттуда раздался ответный свист, и к нашим ногам с вершины обрыва упал конец толстой веревки.

— Снимите рюкзак и поднимайтесь первым, — распорядился мой спутник. — Наверху вас встретят.

Я оставил свою нелегкую ношу, символически поплевал на ладони и взялся за пеньковый конец, который тянулся откуда-то сверху — там с трудом можно было различить темнеющий на фоне белого песка верхний край обрыва. С большим трудом я начал карабкаться по песчаному склону — в этом месте чуть более пологому, однако крутизной градусов под шестьдесят, не меньше. Ноги вязли в сыпучем песке, и я быстро устал, а в левой стороне груди, чуть выше сердца, снова заныло пулевое ранение двухмесячной давности. «Выдюжим… И не такое видали! — думал я со злостью, упорно двигаясь к цели. — Надо меньше о болячках думать. Не помру, к едрене-фене!..»

Сердце бешено колотилось, я весь взмок и, вконец обессилев, почти повалился на краю обрыва, высота которого достигала не менее тридцати метров. На самом верху мне подал руку второй встречающий — он-то и вытянул меня на ровную площадку, где я смог отдышаться, привалившись к стволу какого-то толстого дерева.

— Лабвакар! — негромко сказал незнакомец.

Поскольку я непонимающе промолчал, он повторил приветствие на ломаном русском:

— Добрий вам ветчер!

— Скорее доброй ночи… — ответил я, тяжело дыша и разглядывая напарника Гунара.

Как и Красовский, он был в брезентовом плаще, капюшон которого откинул, поэтому я хорошо разглядел его чисто выбритое лицо.