Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

Свободные, открытые, бесстыдные, не скованные понятием греха нравы проявляются чаще всего в том, что касается рождения детей. Нелегко пришлось одному судейскому чиновнику: велев одной такой даме назвать имя отца ребенка, в ответ он услышал «S.P.Q.R.» («Сенат и народ Рима», девиз города). Семьи признают внебрачных детей. Миряне воспитывают их вместе со своими законными детьми, священнослужители, которые зачастую принимают как должное женское общество и плоды своих любовных связей, берут их под свой кров. Пий II всерьез подумывал об отмене безбрачия слуг Господних. «То, что священники не женятся, — в высшей степени разумно, однако разрешить им жениться было бы еще разумнее»8, — любил он повторять.

Прежде чем взойти на престол святого Петра, почти все папы эпохи Возрождения уже имели детей: Каликст III был отцом Франческо Борджа, который впоследствии получит кардинальскую мантию и будет изображен коленопреклоненным на картине «Успение Богородицы» Пинтуриккьо. Иеронимо Риарио считался сыном Сикста IV; Пий II, Иннокентий VII, Юлий И, кардинал Франсуа Гийом д'Эстутвиль, камерлинг Святой Церкви, продолжили традицию. Их многочисленное потомство плодится по всему городу, ни у кого не вызывая возмущения.

Чем выше человек поднимается по ступеням церковной иерархии, тем нужнее оказываются семейные связи. Непотизм в ту пору считается не просто естественным, но абсолютно необходимым, он охватывает детей, братьев и сестер, в том числе двоюродных, племянников и племянниц. Он широко распространяется при Сиксте IV. Первое, о чем он позаботился на следующий день после избрания, — это обеспечить родственникам богатство, власть и вес в обществе, соединить их с благородными и влиятельными семействами, одарить их земельными владениями с мощными крепостями, утвердить их в качестве суверенных «тиранов» на границах, для того чтобы держать в повиновении соперничающие мятежные группировки и противостоять любой попытке бунта или захвата территории. Современники, такие, как Гвиччардини и Макиавелли, судившие хозяев Ватикана не по их нравам, а по их политике, утверждали, что нет ничего дурного в том, что у папы есть дети, способные оказать ему поддержку.

Начиная с середины XV века римские папы одержимы идеей создания и укрепления Папского государства, так как от этого зависит их существование, поскольку их землям угрожает Арагонская династия в Неаполе, Сфорца в Милане и Медичи во Флоренции. В сущности, папы ничем не отличаются от таких властителей, как Гонзага, Эсте или Риарио, современники видят в них обычных деспотов (по-гречески «деспот» означает «хозяин»), облаченных в церковные одеяния.

Папское государство, далеко не однородное, должно было не только защищаться от внешней угрозы, но и бороться на собственной территории с местными правителями, ни во что не ставившими власть Рима. Церковные владыки, сменяющие друг друга на протяжении XV и XVI веков, делают все возможное, чтобы создать в центре Италии структуру власти, которая подчинялась бы им и обеспечивала их господство. Будучи «наместниками Бога на земле», они считают себя едва ли не наследниками римских императоров. Таким образом, «меч святого Павла» одерживает верх над «ключами святого Петра», мирская власть — над духовной. В разделенной на княжества Италии папа может выбрать лишь одну роль — вести себя как монарх или тиран, в античном смысле этого слова, поскольку, как говорил один оратор9 (термин венецианского происхождения, означающий «посол») на Констанцском соборе (1414–1418), «добродетель без власти смешна: римский папа, лишенный церковных владений, окажется в роли слуги на посылках у князей и королей».

Благодаря практичности и несмотря на препятствия, чинимые соперничавшими между собой семействами Орсини и Колонна, Ватикан с блеском выходит из состояния застоя, в которое его погрузило Авиньонское пленение пап, и Рим вновь утверждается как центр христианского мира. Было бы нелепостью выносить обвинение во имя так называемой нравственности как Александру VI Борджа, так и тем, кто предшествовал или наследовал ему на папском престоле. Наиболее выдающиеся из них прибегли к методам большой политики, целью которой было расширение и укрепление мирской собственности Церкви. Нам вовсе не следует считать их нравы недостойными, тем более что они всегда с почтением относились к догмам.

Один из наиболее проницательных наблюдателей Бальдассаре Кастильоне писал в 1516 году: «Желая искоренить пороки, искореняют добродетель». Последняя в эту эпоху еще сохраняла унаследованное от латыни значение «мужество».

Его с избытком будет хватать тому, кто пока еще зовется попросту Родриго Борджа, а у Лукреции не раз будет возможность доказать, что она по достоинству зовется его дочерью. Родриго, который станет папой Александром VI, родился в Испании 1 января 1432 года в Хативе, небольшом городке неподалеку от Валенсии. Начиная с XII века его предки могли гордиться званием «Caballeros de la Conquista»10, то есть рыцарями победного похода на арабов. Видные люди в своей провинции, они также пользовались уважением Кастильского и Арагонского дворов. Они заключали брачные союзы с самыми благородными семействами, и каждое следующее поколение придавало новый блеск их имени.

Белые крепостные стены небольшого городка Хативы, находящегося в Арагонском королевстве, возвышаются на фоне сурового и в то же время приветливого пейзажа. На востоке — покрытая редкой растительностью, мрачная, увенчанная крепостью гора, вдали вырисовываются судорожно сжавшиеся отроги, беспорядочно развороченные вершины Сьерра-Энгуэрры. На западе открывается более приятная картина: феерический сад Гесперид, где соседствуют апельсиновые, гранатовые, лимонные деревья и рисовые поля. Пальмы помахивают на ветру веерами листьев, отбрасывая тень на тропинки, по которым спускаются козьи стада. Солнце обжигает землю, а две реки и близкое море приносят ей вечернюю свежесть. В этом городе-оазисе, где бьют триста источников, мужчины жизнерадостны, утонченны, охотно предаются страсти, зачастую расточительны, а женщины — любезны, обожают танцы, наделены живым умом и нежной душой. «Это вечный праздник, где, однако, не происходит ничего предосудительного, поскольку каждый уважает своего ближнего», — отмечает путешественник Мюнцер. Эта противоречивость — насилие и нежность, аскетизм и веселье, — присущая природе края, будет в разной степени характерна для представителей рода Борджа, и лишь Лукреция, в отличие от своих родных, до конца своих дней будет неспособна к насилию.

Дядя Родриго, Алонсо Борджа, получивший кардинальский сан в 1444 году, был призван в Рим для получения пурпурной мантии. Он чувствует себя чужим в Вечном городе, окруженный интригами собратьев, и чтобы не быть совсем одиноким, вызывает к себе племянника. Тот не торопится отправиться в путь и в сопровождении своего брата Педро-Луиса покидает в 1449 году родной город, чтобы завершить образование в Болонье. Ему придется подождать шесть лет, пока его дядя станет папой, приняв имя Каликста III. Одиннадцать месяцев спустя, 20 февраля 1456 года, воспользовавшись случаем, на тайной папской консистории новоизбранный папа провозглашает Родриго кардиналом, тем самым тот становится его кондотьером, защитником престола, его правой рукой, а также наследником его собственности. Отныне в его силах изгнать тиранов, которыми кишат Рим и области вокруг него. Подобно ангелу-губителю, он может смутить покой соседних республик и основать династию, способную навеки сохранить для своей семьи ту власть, что дает папская тиара, — власть мимолетную и не передающуюся по наследству.