Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

Во дворце Орсини было принято говорить по-латыни, ее предпочитали итальянскому. Лукрецию нисколько не занимали ни запутанные интриги, ни политика, она не ведала о том, что ей предстояло стать одной из козырных карт в игре ее отца, однако благодаря Адриане она получила на самом деле наиболее полное по тем временам образование, выучилась древним языкам, испанскому, французскому, музыке, пению, рисованию и, конечно же, вышиванию. «Для начала убедитесь в том, что вам есть что сказать, — повторяла ей Адриана, — затем скажите это просто, прямо, избегая изысканных оборотов. Я хочу, чтобы вы научились думать, а не мудрствовать»10. Что касается религиозного образования, то оно было получено в Сан-Систо на Аппиевой дороге, одном из немногих монастырей с незапятнанной репутацией.

Лукреция была наделена живым умом, умела сказать изящный комплимент на латыни, могла декламировать эклоги Петрарки, петь, аккомпанируя себе на лютне, и танцевать, исполняя самые сложные па. Тетка заботилась о ней неусыпно, но не проявляла особой сердечности. Однако поскольку Лукреция была дочерью весьма влиятельного кардинала, весь Рим относился к ней с почтением, словно к законной престолонаследнице. Ее подруги Баттистина и Перетта Узодимаре, внучки Иннокентия VIII, пользовались, как и она сама, равными правами с детьми из аристократических семей.

Мужчины и женщины эпохи Возрождения, стремившиеся быть наследниками греческих мыслителей и философов, считали внебрачных детей не плодом греха, а даром богов, в особенности если они были красивыми. А Лукреция становилась с каждым днем все прекраснее. Хотя она и унаследовала от отца жизнерадостный нрав, но внешне ничуть на него не походила: волосы ее были светлыми, его — черными, она была сложена изящно, он же был массивен, глаза ее казались сине-зелеными озерами, еще не затуманенными ни одной бурей, тогда как его очи ослепительно сверкали, словно черные солнца.

В 1488 году Адриана устроила помолвку своего сына с Джулией Фарнезе, дочерью одной из ее кузин, связанной родственными узами с Орсини. Орсо, чьим мнением, разумеется, никто не поинтересовался, вместе с Лукрецией нетерпеливо ожидал ту, что была предназначена ему в супруги.

Род Фарнезе восходил к XII веку. Они правили землями вокруг Больсены из замка Фарнето, неподалеку от Орвьето. Хотя почвы здесь были плодородные, доход от них не позволял жить на широкую ногу. Поэтому они жили в замке Каподимонте по-спартански просто, с удовольствием вспоминая о выдающемся Раннуччо Фарнезе, служившем с 1431 до 1447 года у папы Евгения ГУ и бывшем одним из самых лучших его генералов. Пьеро Лодовико Фарнезе, умирая, оставил свою вдову с четырьмя детьми: Анджело, старший сын, выбравший военную карьеру, Алессандро, посвятивший себя Церкви, Джиролама, которая вышла замуж за Пуччи из Флоренции, и Джулия, которая в результате недавней удачной помолвки должна была породниться с кланом Орсини.

Все четверо были наделены очарованием, умом и ловкостью, но лишь младшая поможет семье выбраться из бедности и подняться. В ту пору ей было четырнадцать лет. Хотя лицо ее было еще детским, ее глаза, губы и густые волосы излучали необыкновенную чувственность. Сразу после прибытия во дворец Орсини она должна была выполнить traductio, то есть официальный обряд входа невесты в дом будущего супруга; во время этой пышной церемонии девушке позволялось поцеловать жениха.

Начиная с этого дня весь Рим смотрел на Джулию глазами или, точнее, глазом Орсо — ведь бедняга был одноглазым. Римляне окрестили ее Bella. Для Лукреции прибытие такой кузины стало настоящим открытием. Их встреча была встречей двух культур, ведь одна родилась в самом центре изысканного и жестокого мира Возрождения, другая — в краю озер и древних вулканов, где растили виноград и занимались рыбной ловлей. Джулия-Ундина ловила сетью угрей11 в Больсенском озере, сопровождала братьев в поездках по семейным владениям. Лукреция обрела в ней такую же сердечную сестру, как Маддалена Медичи, с тем, однако, преимуществом, что Джулия жила с ней под одной крышей. Так что отъезд Чезаре в университет в Перудже, который мог бы ее опечалить, оставил ее почти безучастной, равно как и смерть ее сводного брата Педро-Луиcа, герцога Гандийского, помолвленного с племянницей короля Испании. Она даже почувствовала облегчение, когда Чезаре уехал. Ему было четырнадцать лет, и хотя он уверенно продвигался по церковной лестнице, чувствовал в себе все меньшее к этому предназначение. Несмотря на почет и привилегии, он испытывал только горечь, и в довершение несчастий наследником первого герцога де Ганди был провозглашен Хуан.

В конце зимы 1489 года одно выдающееся событие увенчало усилия дипломатии Ватикана. Вечером 13 марта Джулия, Орсо, Лукреция, Адриана и Ваноцца стали свидетелями прибытия в Рим султана Джемы12. Уже несколько недель все ждали того, кто для простых священнослужителей был грешником, чье место в аду. Им, словно людоедом, пугали детей кормилицы, о нем, как о диковинном партнере, мечтали куртизанки.

Уже потому, что рожден он был матерью-христианкой, сербской княжной, а отцом его был не кто иной, как знаменитый завоеватель Константинополя Мехмед II, жизнь его не могла быть спокойной. После смерти отца он тщетно пытался захватить власть, прежде чем укрыться на Родосе, где он попросил об убежище у Великого магистра Ордена Святого Иоанна Иерусалимского Пьера д'Обюссона. Последний принял его сначала как гостя, затем стал обращаться с ним как с пленником, чтобы превратить его в разменную монету, причем довольно ценную, в сделке с его братом султаном Баязетом, которому было обещано, что Джеме не дадут убежать при условии, что на его содержание султан будет выплачивать 45 тысяч дукатов в год и прекратит воевать с Орденом. Однако опасаясь того, что может предпринять его старший брат, Джема только и мечтал, чтобы оказаться как можно дальше от Турции. Тогда Пьер д'Обюссон направил его в Овернь, в резиденцию командора Ордена, где он прожил семь лет (с 1482 по 1489 год). Если Карл VIII и Джема и имели желание встретиться, то рыцари сумели внушить обоим, будто они питают друг к другу ненависть. Все получилось настолько удачно, что в конечном итоге именно Ватикан оказался в выигрыше, тем более что располагал такими непобиваемыми козырями, как кардинальская шапка для Пьера д'Обюссона. Так его тюремщик Ги де Бланшфор, приор Оверни и племянник Великого магистра, передал его Никколо Чибо, представлявшему Иннокентия VIII, и кардиналу Ла Балю13. Они привезли его в Остию морем, откуда одна из галер, пройдя вверх по течению Тибра, благополучно доставила их к воротам Портезе.

Огромная толпа сопровождала необычную процессию вплоть до замка Святого Ангела; там церемониал продолжился уже в установленном порядке, кортеж перестроился, чтобы узкими улочками добраться до Ватикана, где светская и церковная элита ожидала встречи главы христиан и неверного. Лукреция, посвященная в суть дела монахинями из Сан-Сис-то, смогла в полной мере оценить необычность ситуации. Тридцатью шестью годами ранее Константинополь, покинутый Западом, капитулировал перед отцом этого принца, сегодня — пленника, гостя Его Святейшества. С высоты террасы Ватикана Лукреция и стоявшие рядом с ней тетки Адриана и Джулия увидели, как приближается странный кортеж, во главе которого едет Доменико Дориа в сопровождении французских сеньоров, а далее шталмейстеры папы, сенаторы Рима, церемониймейстер Бурхард и наконец Джема, которого римляне прозовут Зизим, по правую руку от него в тот день ехал Франческо Чибо, сын папы, а по левую — Ги де Бланшфор. У ворот Святого Петра посол египетского султана в сопровождении десятка кавалеров приветствовал принца, выказывая ему гораздо больше преданности, чем римскому понтифику. Затем Зизим направился в покои, отведенные ему в Ватикане согласно протоколу, а на следующий день его должны были представить папе.