Черный граф - Серж Арденн

Здесь же, на лесной опушке, над тихими водами крошечного озерца, не далее чем четыре сотни туазов от стен приюта, расположился небольшой домик, выложенный до половины из песчаника, под островерхой крышей, крытой красной черепицей. В сем прелестном жилище, и обитала Инесс де Лангр, коротавшая дни в обществе кормилицы, прачки и кухарки, простых крестьянских женщин из ближайшей деревушки, составлявших всю её прислугу, и помогавших растить сына Шарля, отпрыска столь знатных родителей, от которых ребенку достались по наследству, безупречная дворянская кровь, золотой медальон и незавидная участь бастарда. Не справедливо, на наш взгляд, было бы, не упомянуть и о двадцатилетнем молодце Дидье, приносившем для сына молодой виконтессы козье молоко, из монастыря Амбуйе, три раза в неделю. Сей кроткий и смиренный юноша, был наделен отменным здоровьем, сильными руками и проворными ногами, вот только, Господь забыл, а быть может, не пожелал, вложить в его голову разума, лишь наполнив участливую душу добротой.

Вот собственно всё, что можно сказать о жизни госпожи Инесс, сестры Шарлотты де Бризе, изгнанной, как вы помните из замка Труамбер, ныне усопшим отцом, некогда грозным и могущественным графом де Бризе. Виконтессе было запрещено писать сестре, как впрочем, и кому бы то ни было, строго настрого храня в тайне своё место нахо:ждения. Подобное обстоятельство, несомненно, угнетало Инесс, но предостережения могущественной покровительницы – мадам де Шеврез, не позволяли несчастной девушке, нарушить клятву данную герцогине.

Всё это, как вы понимаете, исключало сношения виконтессы де Шампо с внешним, порой казалось иллюзорным, миром, исчезавшим где-то за пределами аббатства. А значит, не позволяло ей знать о несчастье, постигшем их семью, а так же о злоключениях в кои была втянута её маленькая Шарло, что врывалось в сознание девушки черной птицей неведения, легким дыханием предчувствий, вносивших терпкую горечь печали и тревог в её измученную душу.

1 Карл (нем. Karl) – Шарль (фр . Charles)

2 Шествующий, (фр. passant)в геральдике изображается ступающим на три конечности, причём правая передняя вытянута вперёд и немного вверх, левая передняя и правая задняя выставлены немного вперёд, а задняя левая несколько вытянута назад.

3 DEBITA ANIMADVERSIONE PUNIENDUM – да будет наказан по заслугам.

ГЛАВА 2 (96) «…в сущности, что такое победа?»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ. ДВОРЕЦ ПАЛЕ-КАРДИНАЛЬ.

Минувшая ночь, принесла разочарование кардиналистам, каким-то немыслимым образом, упустившим ненавистного Бекингема, выпустив его не просто из каменного парижского мешка, но и из границ королевства, не сумев воспрепятствовать отплытию герцога от французского побережья. Сие досадное обстоятельство, испепеляло душу Рошфора гремучей смесью – ярости и бессилия. Он, как только прибыл в Пале-Кардиналь, невзирая на то, что время далеко перевалило за полночь, без промедлений, поднялся в приемную, где под дверью в кабинет кардинала, его встретили сонные секретари Вернье и Маршар, а так же взволнованный де Кавуа, из конца в конец, мерявший комнату шагами. Встретившись взглядом с капитаном, граф лишь обреченно покачал головой, в ответ на слова капитана.

– Что ж, я признаться иного и не ждал. У меня пропали сомнения, как только мы выпустили его из Парижа.

Он кивнул, вторя Рошфору, тихо добавив.

– В таком случае, граф, готов разделить с вами фиаско и …

Мрачный взгляд ночного гостя, заставил его замолчать. Мрачно улыбнувшись, Рошфор подошел к двери в кабинет, взялся за ручку, и, обернувшись, произнес:

– Спасибо месье де Кавуа, но я предпочитаю сам руководить своей удачей, именно это обстоятельство, вынуждает меня, так же, самостоятельно отвечать за собственные промахи.

Легкий поклон признательности, отпущенный напоследок капитану, заставил последнего задуматься, устремив взгляд в искусную резьбу, украшавшую дверь, скрывшую мрачный силуэт графа.

Застав Ришелье дремлющего в любимом кресле, в окружении четырех ухоженных откормленных котов, у пылающего камина, Рошфор замешкался, и было решил уже удалиться, как услышал хрипловатый голос министра:

– Ваша стремительность, Рошфор, в столь утренний час, меня настораживает, и навивает нехорошие предчувствия.

– Простите, монсеньор, я, кажется, разбудил вас?

– Вам бы увидеть мои сны, вы бы были со мной помилосерднее, и, наверняка, навсегда потеряли бы охоту извиняться, за то, что прервали эти кошмары».

– Я торопился сообщить вам, что располагаю сведеньями о том, что герцог Бекингем, на одном из британских кораблей, направляется к берегам Туманного Альбиона.

Окинув взглядом покрытое пылью платье и забрызганные грязью ботфорты ночного визитера, кардинал поднял брови.

– Другими словами, вы хотите сказать, что Бекингему, личному врагу Его Величества, которому запрещен въезд в пределы французского королевства, удалось обвести вас вокруг пальца?! И вы, имея в распоряжении всю мою гвардию, парижскую городскую стражу, гарнизоны интендантов провинций, не удосужились помешать ему?! Действительно, эта новость оправдывает ваше ночное вторжение.

– Позвольте короткое объяснение…

– Если я начну благоволить и потворствовать вашим объяснениям, и промахам, Рошфор, то Франция сложится как карточный домик под натиском Габсбургов! Делать ошибки, друг мой, следует преднамеренно и осознанно, а допустив обращать в свою пользу. Вы же промахнувшись в Париже, не сумели повернуть ситуацию в свою пользу! Вас переиграли Рошфор, и вы заслуживаете наказания!

В глазах кардинала вспыхнула та холодная беспощадность, от которой делалось не по себе всем, кто хорошо знал Его Преосвященство. В это миг, один из котов, развалившийся на коленях первого министра, очевидно учуявший недовольство хозяина, приоткрыв зеленые глаза, с тревогой уставился на него. Ришелье грустно улыбнувшись, погладил лохматую голову любимого, после чего, громко урча, кот уткнулся носом в мягкий рукав домашнего платья кардинала.

– Полагаю, монсеньор, мне не следует напоминать, что в любое время, во имя Франции, я готов сложить свою голову на плахе, посему подобные угрозы…

– Ах, Рошфор, в смерти нет доблести не только во имя свободы, но даже во имя Господа. Мудрость и осторожность, вот близкие понятия, смелость и осторожность – неотъемлемые. Из ваших уст, вырывается лишь самоотверженность и отвага, но я не слышу мудрости и не ощущаю осторожности. Сжальтесь граф, потешьте хоть рассудительностью!

Кардинал, отложив кота, поднялся с кресла, потирая красноватые от бессонницы глаза. Он бесшумно подошел к огромному столу, покрытому картой Старого Света, поверх которой громоздились стопки книг в кожаном переплете – географические атласы и военные справочники, пестрившие разноцветными ляссе, тускло поблескивали вычурными аграфами1 в виде львиных голов или старинных гербов европейских княжеств и герцогств. Рука кардинала бережно коснулась золотого теснения одной из книг, будто он только сейчас заметил в изгибах линий, нанесенных на бурую кожу, нечто прекрасное, не волновавшее его ранее.