Ловушка для дураков - Татьяна Моспан

Он поволок покойника во двор, а потом, передохнув — грузное тело было неподъемным, стараясь не шуметь, с трудом затащил его в подъезд какого-то дома. Он не хотел, чтобы мертвеца грызли голодные бездомные собаки.

В подъезде прислонился к холодной стенке и долго стоял молча, уставясь в темноту.

Когда-то мать в далеком детстве учила его молитвам, но он не помнил ни одного слова. Да и помогут ли молитвы Кресту, который не верил ни в Бога, ни в черта?..

В последний раз, прощаясь, взглянул на неподвижное телое возле грязной лестницы. Он сделал для покойника все, что мог. Утром его обнаружат жильцы и позвонят в «Скорую».

Леха вздохнул. Ему было жаль Креста, жаль себя, он страшился неизвестности. Для него с этого момента начиналась новая, самостоятельная жизнь. Своя дорога…

Он, до боли закусив губу, с усилием поднял тяжелый мешок и взвалил его на плечи. Прислушался. Кругом стояла мертвая тишина. И Леха, плотно закрыв за собой дверь подъезда, пошел прочь.

Переждав в безопасном месте последние часы ночного времени, он поехал в Останкино, где снимал маленькую комнатенку у полуслепой старухи.

Леху не даром прозвали Тихарем, другой, более нетерпеливый, на его месте сразу бы рванул на Ярославский. Он — нет. Взятые в сберкассе деньги безопаснее скинуть в заготовленный тайник, сам Крест поступил бы точно так же. Засыпаться на вокзале — пара пустяков, и не таких шустрых скручивают. К тому же, может, затмение нашло на умирающего, перед смертью всяко бывает, и нет там никакого клада. А здесь, в мешке, живые деньги, вот они. И немалые. Крест никогда зря на дело не ходил.

Упрятывая тугие пачки в схоронку, Леха вспомнил, как однажды завел разговор с дядей Павлом, кого тот уважает из законников.

Крест, как всегда, все понял с полуслова.

— Не о том, парень, спрашиваешь. Меня не будет, прибивайся к Шпаку. Мужик он скользкий, кличка малопочтенная, да и авторитета большого у него нет, но, — вор значительно крякнул, — не сомневайся, к нему иди, на первое время Шпак сгодится. Живым будешь. Главное, мужик он жадный, значит, не пустым иди, окажи уважение. Примет, куда денется. Будешь ухо востро держать, не пропадешь. А сунешься к авторитетам или к чужакам залетным, сдадут при первом шухере, как разменную монету. Или замочат, — жестко закончил Крест.

Слова те Леха крепко запомнил.

Он не был жадным, любил, как и дядя Павел, с ухмылочкой повторять поговорку: «Деньги — навоз, сегодня нет, а завтра — воз». Уважение ценилось старым вором куда дороже денег, но понимал он это по-своему, по-воровски. Окажи человеку уважение, разгадай и потрафь его страстишке и будешь всегда при козырях.

Сейчас Леха решил так: съездит на Дружбу, отыщет дом, посмотрит что и как, а потом к Шпаку подастся, деньги, что в сберкассе взяли, все ему снесет. В знак уважения, как говорил дядя Павел. Нет, не зря он под ним четыре года ходил, не только ремесло воровское перенял, но и еще кое-чему научился.

Электрички ходили редко, и Леха долго мерз в холодном, продуваемом всеми ветрами зале ожидания Ярославского вокзала.

Вокруг шмыгала подозрительная публика, милиционеры тоже косили глазом, решительно рассекая широким шагом гомонящую толпу, но притулившийся на крае скамейки щуплый невысокий паренек без вещей не представлял интереса ни для тех, ни для других.

Лехе было неуютно и одиноко. Он опять вспомнил Креста. Жильцы дома, куда он его оттащил, наверняка уже наткнулись на труп в подъезде, хай подняли.

Объявили посадку, и Леха, слившись с толпой мешочников, рванул к поезду.

От Тайнинской, как он узнал на станции, до поселка Дружба утром ходил автобус, возил рабочих, но сейчас время шло ближе к обеду, и никакого транспорта не предвиделось. Место было незнакомое, и Леха напряженно рассматривал стройные сосны, близко подступившие к самой платформе. За соснами виднелись частные постройки.

— Да тут всего ничего, за полчаса дойдешь, не заблудишься, улица вот она, прямая, — откликнулась словоохотливая тетка, у которой он спросил дорогу. — Ноги молодые.

Идти пришлось минут сорок.

Леха, шагая по застроенной частными домами улице, прикидывал, как он будет разговаривать с соседями, но все оказалось куда проще, чем думал.

Дом, крепкий пятистенок, глядящий на улицу тремя окнами, был окружен такими же добротными домами, хозяева которых были, видно, людьми нелюбопытными. Лишь какая-то старушонка, шевельнув занавеской, выглянула из окошка и тут же скрылась.

Леха, отперев не торопясь нехитрый замок на калитке, прошел на участок, окруженный забором из штакетника. Дорожка к дому была тщательно очищена от снега.

Это кто же так постарался? Едва успел подумать он, как увидел, что из соседнего дома вышла бабулька, которая подсматривала за ним из окна.

— Здравствуйте, я племянник Павла Тихоновича Крестовского, — как можно приветливее сказал Леха любопытной старушке.

— А… где же сам он?

— Помер, — кратко сообщил Леха и вздохнул.

Бабулька охнула и перекрестилась.

— Господи! Горе-то какое. Приятный человек был, обходительный. Когда его нет, мой сынок за домом приглядывает, видишь, дорожки от снега почищены. А теперь ты, стало быть, новый хозяин будешь? Старуха цепким, как у милиционера, взглядом зыркнула на наследника.

— Стало быть, я.

На том и закончился разговор с соседкой.

Леха, войдя в дом, первым делом закрыл за собой дверь на ключ. Осмотревшись, подошел к серванту. Тайник он обнаружил легко. Даже удивило, что не сильно таился осторожный Крест, значит, чувствовал себя здесь в полной безопасности.

Бумаги лежали за двойной стенкой серванта. Дарственная на дом, заверенная у нотариуса, ему, Лехе Тихареву, подписи, печати, старый Крест сделал все, как полагается, словно чувствовал приближение смерти.

Среди документов лежала еще какая-то бумага. Это был подробный план погреба.

В подвал Леха спускаться сразу не стал. Медлил, как будто кто-то невидимый мешал ему. Тогда он решил осмотреть дом, который оставил ему Крест, чтобы попривыкнуть к обстановке, и поймал себя на мысли, что действует именно так, как учил старый вор, когда они собирались провернуть очередное дело.

Дом был хороший, справный. Такому куску любой обрадуется.

Большая русская печка отделяла кухню и чулан от жилой половины, разгороженной на две большие комнаты. Рядом находилось еще одно помещение, без окон. Кладовка, наверное, подумал Леха, но заходить туда пока не стал. Он, не торопясь, с любопытством оглядывал незнакомое помещение.

В комнатах стояла мебель ручной работы. Еще в довоенные времена делалась, он уважительно потрогал резные финтифлюшки, украшающие деревянную стенку кожаного дивана. Над ним висел портрет в раме молодого военного, который строго смотрел на Леху. Видно, дом этот Крест приобрел вместе со всем содержимом: мебелью, посудой — ее было полным-полно в просторной кухне, — портретом сердитого военного и всей прочей домашней утварью. Приобрел и не стал ничего менять, лишь порядок поддерживал. Возле печки в алюминиевом тазу лежала охапка дров с мелкими сучьями для растопки.