Ловушка для дураков - Татьяна Моспан

Он заметил ее издали, вернее, сначала его будто что в сердце толкнуло. Он оглянулся и увидел ее, Элку. Она шла по противоположной стороне улицы, красивая, великолепно одетая. Был конец февраля, и длинная шуба — в пол — смотрелась на ней по-королевски.

Юрий Петрович, как трусливый заяц, шмыгнул в первую попавшуюся подворотню. Сердце бешено колотилось. Что он чувствовал: любовь, злость, ненависть? Любви давно не было, злость и ненависть остались.

В своей старой, ставшей после зоны почему-то тесной дубленке, ее даже конфисковывать не стали, — он стоял в убогой грязной подворотне и чувствавал себя как обосранный.

Ему показалось, что Элка, когда поравнялась с тем местом, где он прятался, скосила глаза в его сторону. Стерва!

После этой встречи он сам пришел к Артему.

Беглов воспринял появление кореша, как должное. В этой царящей в стране неразберихе они были нужны друг другу, как воздух.

— По судимости ты свой долг государству выплатил сполна, на тебе ничего не висит, с нуля раскручиваться начнешь — это для всех. Только мы с тобой знать будем, откуда у тебя первоначальный капитал взялся. Там, — Артем кивнул наверх, что должно было означать властные структуры, — это сейчас никого не интересует. Сами рвут друг у друга кусок пожирнее, да власть делят. А у ментовки на сегодня руки коротки, нет соответствующих полномочий. Каждого дельца при желании прихватить можно, у всех рыльце в пуху, да только копать глубоко никто не даст. Вечно такой бардак продолжаться не будет. Вот и решай, в тине тебе отсиживаться или делом заниматься. Нищий экономист с головой при таком раскладе — это сумасшедший, по которому психушка стонет. Незачем было на свободу рваться, чтобы влачить жалкое существование. В тюрьме сытнее жилось. Будешь со мной — в накладе не останешься, — властно закончил Артем. — Только смотри, — он все же решил припугнуть нерешительного Яковлева. — Потом чтобы не было, как попова дуда: то туда, то сюда.

Юрий Петрович на минуту смутился.

— В рэкетиры мне, что ли, идти на старости лет? — попробывал пошутить он.

— Зачем? — не принял шутки Артем — В рэкетиры ты не годишься. Мне твоя голова нужна. И связи.

Яковлев задумался. Знакомства у него в прежние времена были хорошие.

— К моим бывшим приятелям сейчас не сунешься. Высоко взлетели. Меня, когда вернулся, знать никто не захотел. Один в коммерцию ударился, деньги лопатой гребет, у другого должность такая, что ого-го! Третьего слава греет.

Артем ухмыльнулся.

— От хорошего куска еще никто не отказывался. Так повернем, что твои бывшие знакомцы сами в дружбаны к тебе запросятся. Отработаем. К каждому подход индивидуальный нужен. Так что решил, — подвел итог Артем, — со мной будешь или?..

И Юрий Петрович решился. Чего раздумывать, если все так складывается? Рано ему в старика превращаться, не жить, а доживать свой век на нищенскую зарплату госслужащего. Он тоже хочет отщипнуть кусок от сладкого пирога. Яковлев понимал, что, приняв предложение Артема, он на всю оставшуюся жизнь свяжет себя с вором в законе, и обратного пути ему не будет. Властный тон Беглова не остановил его. Единственное условие — надо безоговорочно слушаться хозяина. В этот момент он верил, что так оно и будет, лишь где-то там, внутри, слабым ветерком дунул холодок.

После того, как Яковлев дал согласие работать на Беглова, дело завертелось. Ему было уже приготовлено место в команде.

Яковлев стал считаться официальным владельцем фешенебельного казино «Белый жасмин» с дорогим рестораном и варьете, где еще не всякого гостя принимали. Кроме «Белого жасмина» к империи Беглова относились: казино «Подкова», «Золотое казино», целая сеть ресторанов, способных удовлетворить любым, самым изощренным вкусам, несколько гостиниц с различными видами услуг, основная часть которых была обозначена в лицензии. О том, что было не зафиксировано, знали лишь избранные и болтать об этом не собирались.

Артему за довольно короткий срок удалось создать целую индустрию развлечений и отдыха. Конкурентов он выдавливал из дела, а если надо, безжалостно уничтожал. В его империи обязанности разделялись четко и еще более четко выполнялись. Ошибок и непуслушания он не прощал никому.

— За все в этой жизни надо платить, — любил говорить он. — Кто не платит, тот долго не живет.

Сейчас, приехав в «Белый жасмин», Артем неторопливо шагал за Юрием Петровичем.

— Через зал пойдем? — с готовностью спросил Яковлев, пытаясь угадать желание хозяина.

Юрий Петрович с тех пор, как Артем взял его в дело, не решался говорить ему «ты», как было раньше. Такая неясность ставила его порой в затруднительное положение.

Артем сам разрешил эту неловкость.

— Ты эти свои интеллигентские закидоны брось. Мы с тобой кореша, и нечего передо мной мутотень разводить: «ты», «вы»… Я этого не люблю, а если что не так, сам подскажу, понял, Петрович?

Тот согласно кивнул, в очередной раз оценив проницательность Артема, которая проявлялась даже в таких мелочах.

Вадим и Гребень, сопровождавшие хозяина, прошли в общий зал.

Артем остановился.

— Ты пока иди, — сказал он Юрию Петровичу. — Я к тебе сам поднимусь.

Появление новых посетителей привлекло внимание лишь охранников. Люди из службы безопасности «Жасмина» были уверены, что именно Яковлев является настоящим хозяином заведения. Так приказал Артем, у него на этот счет были свои соображения.

Охранники, видя, как лебезит перед вновь прибывшими владелец казино, смекнули, что это не рядовые гости. Да и свиту нового клиента было приказано не напрягать в смысле оружия. Насчет этого в «Жасмине» строго. Ну, велено, так велено. Сотрудникам службы безопасности не за назойливую инициативу деньги платят, а за точное выполнение приказов.

Бесстрастные лица сюкьерити были неподвижны. Они продолжали наблюдать за особенно шумными гостями.

Артем что-то негромко сказал Вадиму и Гребню, и те растворились среди играющих. Сам он стал внимательно присматриваться к обстановке.

Публика, заполняющая зал, всегда занимала его. Сдержанная вначале, не разогретая выпитым вином, шампанским, коньяком всевожможных марок (выбор здесь был огромен) и первыми ставками, публика вела себя вполне благопристойно. Одни пришли расслабиться, а другие пощекотать себе нервы.

Дамы демонстрировали нацепленные на них любовниками и мужьями драгоценности и потихоньку, как в светском салоне в былые времена, злословили. Кто-то ловил на себе восхищенные и завистливые взгляды, а кто-то, плача внутри кровавыми слезами, едва сдерживался от желания вцепиться сопернице в прическу.

… Рожу бы ей разбить, подстилке поганой, чтобы улыбаться больно было, а лучше… Женские фантазии, овеянные ароматом французских духов и дорогих сигарет, носились в воздухе.

Мужчины мало чем отличались от своих доброжелательных спутниц.