Холодный кофе, или Одиночество Офелии Коулман - Хелена Хейл

день точно не мог пройти, так это без стакана айс-карамель-макиато из «Старбакса». От холодного кофе я была зависима сильнее, чем от сигарет.

Два огромных чемодана были доверху забиты: один исключительно моими фаворитами, второй – вещами, купленными по маминой прихоти. На самом деле мама не всегда была такой «современной», заботливой и лучезарной по отношению ко мне. Подозреваю, что она чувствует себя очень виноватой каждый раз, когда замечает шрам над моей ключицей. Семь лет назад один день круто изменил наши с мамой жизни. День, когда умер отец. Еще совсем крохой я осознала: отношения моих родителей разительно отличаются от понятия «счастливый брак». Папа был вспыльчивым и злоупотреблял спиртным, мама – требовательная и импульсивная. Они не уступали друг другу в характерах, однако чаще всего после ссор сухим из воды выходил отец за счет влияния своей матери: бабушка постоянно запугивала мать тем, что если та уйдет от отца, то они отсудят у нее все, до последнего цента, но маму больше всего пугало то, что на самом деле имела в виду бабуля. Отсудят меня.

И если до десяти лет я больше тянулась к отцу, проводила свободное время в его итальяно-американской автомастерской, зубрила названия запчастей, моделей и марок, лишь бы папа выбирал меня, а не бутылку, то к одиннадцати годам бросила эту затею, поняв, что мама любит меня безусловно. Что именно на ее терпении держится наша семья и что папа, который некогда любил ее и даже ждал моего появления на свет, в какой-то момент осознал, что ошибся, решив жениться и завести семью, пусть и с такой красавицей, как Вирджиния.

День смерти отца я предпочитаю не вспоминать, мне достаточно шрама. Но именно это событие подтолкнуло меня записаться в секцию по боксу. Проведя детство в автомастерской, я редко находила общий язык с девчонками, потому что меня больше интересовали машины, чем куклы, а после случившегося многие одноклассницы и вовсе меня побаивались. Ступив на ринг, я укрепила страх перед своей персоной и именно тогда приняла решение, сформировавшее мой характер, – нападай первой, не жди, когда ударят.

Бокс никак не вязался с моим внешним видом и физическими данными. Девчонке с не по годам развитой грудью, ростом пять футов и три дюйма[1], весом сто четырнадцать фунтов[2] нужно было хорошо постараться, чтобы ее допустили к борьбе в наилегчайшем весе. И все же мне удалось войти в ритм, дважды поучаствовать в соревнованиях – и все ради того, чтобы понять: достаточно оттачивать навыки самообороны.

Но и бокс не стал основным поворотом моей судьбы. Книги. Да, я обнаружила, что книги – мое спасение от ссор и криков отца, от тоски по настоящей отцовской любви, от одноклассниц, с которыми мне никогда не удавалось найти общий язык, и вообще от людей в целом. Поселившись в выдуманных реальностях, я пришла к тому, что стала создавать эти реальности сама.

– Милая, как же я без тебя буду? – сетовала мама, пока мы спускали чемоданы к входной двери.

– Думаю, отдохнешь как следует. Тем более почаще сможешь звать в гости Гектора.

– Так тебе завидую! – Конечно, она пропустила мое замечание мимо ушей. – Когда я училась в университете, родители не стали тратиться на общежитие. Приходилось вставать ни свет ни заря и тащиться на общественном транспорте на первые пары. – Мама поморщилась. – Надеюсь, в коммуне ты найдешь себе друзей. Ты так одинока.

– Брось, у меня есть ты. – Я криво улыбнулась маме.

– Ну, со сверстниками интереснее…

– Вспомни моих «подружек»! Первая увела Брендана. – Я изобразила пальцем усики Брендана, и мама громко расхохоталась. – Вторая оказалась тупой, как угол в девяносто пять градусов… – Я загнула пальцы, намереваясь продолжить.

– Ладно, я поняла-поняла. И все же… Ты ведь будешь учиться в огромном университете, вряд ли тебе удастся и дальше шарахаться людей.

– Они все жутко деградируют. Мои ровесницы то есть. Или мне просто не удалось встретить ни одну личность, с которой можно было бы пообщаться не только о парнях и прочей романтичной мерзости. – Я встряхнула головой, будто сантиментами можно было заразиться, только подумав о них. – Да и за что ты так со мной? Я хотела жить в общежитии, там и дешевле, и спокойнее, чем в сестринстве.

– Чтобы даже на каплю не прочувствовать все прелести студенчества? – Мама посмотрела на меня с искренним удивлением. – И, Офелия, пожалуйста, не надевай ты черное каждый день! Ну, ей-богу, всех парней распугаешь!

– Но ведь в этом и смысл…

– А девчонки наверняка боятся тебя. Этот твой мрачный образ… А выражение лица? Да у Джейсона из «Пятница тринадцатое» маска и то позитивнее!

Я закатила глаза и сбежала, не желая продолжать разговор.

Утром такси подъехало к нашему небольшому домику на Саут-Мелвилл-стрит, и мы быстро по грузили вещи. Мама вытирала слезы, махая мне белым платочком у почтового ящика, пока я тряслась от волнения на заднем сиденье. На автомобиле до Принстонского университета ехать час-два в зависимости от загруженности дорог, а учитывая, что сегодня предпоследний день летних каникул, стоять нам все три часа. Я предупредила водителя, что если мы не заедем по пути в «Старбакс» на перекрестке Южной 34-й и Уолнат-стрит (в котором я, кстати, проработала все лето), то в Нью-Джерси он привезет высушенный жаждой и жарой сухофрукт.

Когда мы встали в пробку, я вдруг ясно осознала, что на четыре года переезжаю в чужой город. Мое окружение, скорее всего, составят неприятные люди, а по соседству будут проходить безбашенные вечеринки. Мне ежедневно придется делать столько домашнего задания, сколько за всю школьную жизнь и не снилось! А еще – никакого личного пространства за пределами комнаты коммуны.

Мне, конечно, по жизни было безразлично мнение окружающих, и все с первого взгляда на меня могли это понять – мое лицо выражало настрой лучше любых слов. Еще я напомнила себе, что я дичайшая неудачница, супернеуклюжая и что смех у меня скорее больше похож лошадиный, чем на человеческий, что… «Нет, Офелия, остановись! – я отрицательно покачала головой, отмахиваясь от приступа неуверенности в себе. – Тебе же нет никакого дела до чужого мнения!» – …и продолжила пить кофе.

Как приятно было бы оказаться в мире, где и остальным на тебя плевать. В школе каждому до меня было дело. Цеплялись к одежде, к тому, что интересы у меня не девчачьи, что книги я читала «не для девочек» – детективы, жанр, который сам избрал меня, в котором я нашла себя как писателя. Дразнили за худобу и низкий рост, хотя в классе я