Колыбельная пустыни - Игорь Владимирович Мамай

чем ночь и от того пугающая, за то по бокам, как спасительный ручеёк, тянулась накатанная дорожка. Упав на колени, я стал содрогаться от смеха, не веря в свое везение, но вместе с тем, мной стала овладевать слабость. Не придумав ничего лучше, кроме как прилечь на краю дороги, тут же послышалось пронзительное, — Тууу, стой!

Яркий свет, как плющ, впивался в глаза, от чего пришлось прижаться лбом к земле, закрываясь руками, и вместе с тем тело заныло от боли, а это уже сказываются изматывающие пробежки, на пару с валянием на земле, в общем, возвращение в сознание оказалось крайне болезненной процедурой. Можно было бесконечно долго ругать себя за не предусмотрительность, которая наградила меня заклинившей спиной и шеей, и это если опустить отваливающиеся конечности. Но какая тут лежанка, если я даже не понял, что уснул, просто моргнул и утро.

Топот копыт и скрип повозки прекратился, поравнявшись со мной, что вселяло как и радость, так и не оформленный страх неизвестного.

— Эй! Ты как? Живой? — Окликнул меня громкий басистый голос молодого мужчины.

— Вроде как, а что? — Промычал я, сквозь зубы, неуклюже поднял голову на голос. А слух не обманул, в повозке сидел молодой человек, с такими же светлыми волосами, как и его соломинка во рту, задрав свою козлиную бородку, широко улыбаясь мне.

— Хорошо, что живой. А то угораздило же тебя уснуть в лесу, да в такую холодину. И не страшно же было, одному, а вдруг зверье тебя растрепало бы. — Крепкий на вид мужчина спустился ко мне, протягивая руку.

— Честно сказать не до этого было, набрел на дорогу и присел, чтобы перевести дух и как можешь заметить, неудачно моргнул. — С оскалом самоиронии я принял руку помощи, которая помогла мне подняться. От моей былой настороженности не осталось и следа, что-то в нем было, такое, располагающее к себе.

— Хотелось бы сказать, что ты балда, но вспоминаю себя, который спешит на ярмарку не спит ночами, чтобы занять место по лучше, а потом отрубается без задних ног под проливным дождем. А уже на следующее утро думает, где бы нанять крикуна, чтоб покупателей не упустить. Место то хорошее, а толку, если ты их внимание привлечь не можешь, а крикуны знаешь ли, дорого обходятся. Вот и сейчас на ярмарку спешу, и что-то мне подсказывает что, идея провести всю ночь в дороге опять мне аукниться. А тебе куда, далеко путь держишь? — И тут я понял, что за черта склоняет на его сторону, он открытый миру как ребенок, хотя и странно, вроде взрослый, всякой гадости должен был насмотреться.

— Не зная куда, это далеко, по-твоему?

— Не понял? — Молодой человек растерянно усмехнулся, почесывая затылок.

— Дело в том, что я сам не знаю куда идти. Этой ночью я очнулся в лесу, ничего не помню, вот и дошел по великой случайности к дороге, а там и до людей не далеко, к кому попало, с такими расспросами не полезешь. А вот судя по одежде и отрывкам воспоминаний, я какой-то культист или фанатик, вот если найду такого же ряженого, то может он, хоть что-то в голове освежит.

Молодой человек видно проникся моими откровениями, он слушал меня внимательно, и с его лица сползла сияющая улыбка, что заставило меня понервничать, а вдруг я что-то не то сказал. В голове невольно выползали картины того как он накидывается на меня, в подобном случае у меня нет и шанса.

— Да ладно тебе, ты чего нервничаешь? — Громко смеясь, он похлопал меня по плечу.

— Я вспоминал, к какому культу относится твоя одежда. Широкая золотая линия на рукавах и поясе, на красном фоне и вспомнил, что это отсоединившаяся ветвь культа, Аппопа. Твои ребята тогда знатно начудили и устроили шествие кровавых факелов в Бубастисе, я еле ноги унес, чтоб под горячую руку не попасть. Но я не в обиде, ваши ребята услужливо показывали дорогу на выход, так, что мне удалось всё сберечь.

В голове проскользнули какие-то яркие огни и не известное существо, привязанное к столбу, его ноги уже охватил огонь, и все воспоминание будто застыло, а моё любопытство требовало продолжения.

— Погоди, ты сказал, что-то про ночь факелов, что там было. — Схватил я его за рукава, смотря прямо в глаза, надеясь хоть что-то еще, небольшое дополнение, что оживит картинку в моей голове.

— Ты уж меня прости, я сам-то убегал, не разбирая дороги, так что мои истории это пересказ из других уст.

— Слушай, может мне заплатить тебе, чтобы ты рассказал, ты пойми, мне очень, нужна эта информация. — Дрожащими руками я поднёс мешочек и открыл, из него тут же посыпались золотые монеты и драгоценные камни, прямо под ноги. Торговец осуждающе покачал головой.

— Ай яй яй, если я торгаш, то что и информацией торговать буду, — потом он немного задумался, отведя глаза в сторону. — Ну, может и да, но не убудет с тебя, вижу, что в ситуацию попал, что и недругу не пожелаешь. — Он наклонился, чтобы собрать содержимое мешка, после дал мне его в руку и отдельно в стопке показал пять монет. — Чтобы твоя и моя совесть была чиста, я возьму с тебя эту плату, дорога не близкая, сюда войдет твое пропитание и поездка, так и я себе в убыток не пойду, и ты не будешь чувствовать себя не уютно. По рукам? — Он протянул мне руку и представился — Лорс, а тебя? — Я замялся, не зная что ответить, как и сам спрашивающий, понимая всю абсурдность своего вопроса.

— Ну, может, тогда, культист? — пожал я плечами, от чего сразу был награжден очередной порцией боли, кривясь и продолжая речь, чтобы не попасть в неловкое молчание. — Кстати, а куда мы путь держим?

— Как куда, в Бубустис на ярмарку, а ты что не знал? Ах, да, извини, давай в повозку помогу забраться. — Такое простое действие, далось мне очень тяжело, потому, что мышцы в буквальном смысле клинило, от чего их приходилось разгибать. Раздался хлесткий удар вожжей и колесница лениво поскрипела по дороге.

Монотонный скрип повозки начинал действовать на нервы, а каждый камень, попадая под колесо, подкидывал её, делая моё и без того безнадежное состояние, ещё хуже, боль волнами разливалась по телу, после каждой такой встряски. Но Лорс, буд-то бы нарочно не замечал всего этого, мирно посвистывая под нос, не выпуская вожжей. Не в силах больше терпеть всё это, я решил разбавить атмосферу нашей болтовнёй, и задал для этого самый тривиальный