Тыквенный пирог - Елизавета Голякова

Рэйчи, Рэйчи, ты ведь не меньше моего устала от теплых морей и кофе в бумажных стаканчиках – так, боги свидетели, сдался ли тебе этот замок и загадки без ответов?.. Но ей, конечно, очень даже сдался.

Тогда мы пошли по едва заметной тропинке и вышли на пустынное побережье. Море от дождя сделалось черным, свет почему-то не прибавлялся, и мы шли молча. Я ощущал ее мысли физически: там шуршали страницы телефонной книги, скрипели весла в уключинах и стояла непроглядная темнота. И она знала, что я подглядываю. Вскоре она сдалась.

Обернулась ко мне и сдернула с лица маску путеводной звезды.

– Ладно, ты был прав. Давай как в старые добрые, до самого конца и начала. Доволен?

Я сощурился на нее спокойно, как наш родной утес. Вдруг отчаянно возжелалось снова стать рыжим, и я, кажется, даже позволил волосам отливать в медь. Сила щипала мне кончики пальцев, темнотой маячила в уголках глаз.

– Иногда бывает поздно сдаваться. Да и нет здесь нашего золота.

– Или нет охотников до него?

– Ни того, ни другого.

Рэйчи вздохнула и сдалась во второй раз – признаться, я был удивлен. Уходя дальше, по щиколотку в белом калифорнийском песке, я позволил себе раз обернуться на тающий конец радуги-не-радуги, и за ним мне на мгновение привиделись зеленые холмы, остров и затопившие его яблочные сады.

От вибрации атмосферы у Рэйчи зачесались ладони, но она, кажется, так ничего и не заметила, потому что если бы замечала такое, я не ходил бы с ней. Мост рассыпался дождевыми каплями и больше никогда не появлялся в этих краях. Мы с ним не появлялись.

III

Мы с Рэйчи шли под проливным дождем. Кто-то еще удивился бы, как она умудряется напрочь игнорировать стекающие по лицу струи воды, но я уже ничему не удивляюсь. Я только украдкой провел пальцем по своей щеке и, не слушая разгоняющееся сердце, проверил цвет. Это была всего лишь благословенная вода.

Тогда я запрокидываю голову к темно-серому куполу неба и пытаюсь поймать капли на язык, а когда надоедает, просто щурюсь в высоту.

– Эй, Томми, пойдем, – нетерпеливая Рэйчел, беспокойная Рэйчел. Она уходит дальше, и я знаю, что больше она даже не обернется. Даже звать бесполезно. Иду за ней, смотрю, конечно, вверх, и поэтому шлепаю прямо по запрудам и крохотным лагунам. Ну да ничего, не впервой. Тем более что я доподлинно знаю, что от простуды умереть мне точно не удастся – будь я так легко смертен, это был бы слишком щедрый подарок тем, кому хотелось называть себя моими врагами.

Почему-то, вот так, до затекшей шеи вглядываясь в плачущее небо, я чувствую себя на пути домой. На долгом, окольном даже – но ведь на пути. Улыбаюсь. Вот значит как.

Рэйчи подкрадывается незаметно. Я знал, что она так сделает, и потому не стал баловать ее и пугаться.

– Больше никаких небесных карт, – объявляет она, словно это для нас новость, – и дверей обратно.

Я прикрываю глаза, защищая свой разум от ее шаловливых лапок.

– Они не откроются.

– Они не откроются.

И мы уходим дальше по пляжу, единственными немножко мертвыми пятнами куда-то за этот теплый, укромно дышащий мне прямо в душу туман.

IV

В конце концов (или в начале начал?) мои перешептывания с миром и невероятное чутье Рэйчи привели нас к ангелам. Мы дошли до зуба из стекла [5], тщетно пытавшегося царапнуть небо, эдакого остова человеческой энергии – и отчего-то он напоминал мне еще одну башню, ныне полуразрушенную, ту, которой никогда больше не быть башней. Говорят, что ее разрушил бог – но уж кому-кому, а мне эти сказки можно было и не рассказывать…

Ангелы стояли и курили. Я бы сказал, что они были умопомрачительно красивы, прекраснее выставленных в музее статуй, прекраснее вселенских рассветов и закатов… Но, во-первых, пару статуй с них и лепили, а, во-вторых, они так упорно прятали эту свою красоту, так старательно поднимали худые плечи в офисных кардиганах и не поворачивались точеным профилем даже друг к другу, что я, признаться, их пожалел.

Обеденный перерыв для них полон запаха дыма, и он клубится вокруг них, прирученный, не торопясь исчезать. Что-то подобно я уже видел, но времени вспоминать, ковыряясь в памяти, не было – Рэйчи нырнула в этот туман, и я скользнул следом.

– Привет, мальчики, – Калифорнийская Девушка снова застилала глаза этой бестии. – Хлеба, вина? [6]

Ангелы, казалось, ничуть ей не удивились. И назвали ее по имени.

– Салют, бандиты! – я достал из ладони сигарету и протянул одному из них прикурить. Рэйчи поморщилась – сама она сигареты не курит, и теперь будет ворчать всю дорогу, что от меня несет падалью и подвалами Тараниса [7]. Ну-ну.

Я видел, как ангел уже собирался было щелкнуть пальцами, чтобы зажечь огонек – но под моим смеющимся взглядом принял условия игры и зажег мне сигарету от своей. И кроме того, мне что-то почудилось в уголке сознания, вспыхнуло, как будто взмах тонкой плети. Тянет же мою дорогую Рэйчи на такое, а…

– Сотерасиэль, – представился он буднично. [8]

– Лофт[3], – кивнул я в ответ и затянулся.

Крылатый чуть не подпрыгнул, выронил сигарету, и в мгновение ока серый тупой кардиган стал на нем чужим и странным, а за спиной звонко щелкнул гибкий хвост с острым кончиком-сердечком.

Ага, хвост! Попался!!

Я выдохнул дым и подмигнул ему, а потом издевательски добавил, что мое имя Томас, и что мою милую спутницу, забалтывающую сейчас второго нелюдя до потери пульса, зовут Рэйчел.

Чертяка смотрел на меня, как в прошлом веке смотрела бы школьница на Джеймса Дина. Дрожащими руками, не отводя от меня взгляда, с трудом вытащил из кармана мятую сигаретную пачку. Это заметила Калифорнийская Девушка и тут же влезла в разговор, избавив меня от необходимости приводить экс-хранителя огня небесного в чувства.

– Томми, ты уже пригласил милых мальчиков в мой замок? Думаю, они не откажутся – когда им подпишут отпуск, – она хихикнула. (Как мелко, сестренка!)

– Как раз собирался. Дело только за малым – нам нужен один тип, который убил ее дядю. Если честно, – я взъерошил себе волосы на затылке и сверкнул ангельской улыбкой, – я понятия не имею, кто бы это мог быть.

Второй черт, отдышавшийся после атаки Рэйчи – кажется, он назвался Разаэлем [9]– похмыкал, помялся – да и достал из за спины пару новеньких карт Таро. И отдал их