Солнце завтрашнего дня - Екатерина Барсова

Но все же, но все же… Он часто натыкался на незримые, но оттого не менее ощутимые следы отца, его книги, вещи, которые мать не снесла на помойку, а отправила на чердак. Он подозревал, что именно после исчезновения отца мать и превратилась в мадам Плюшкину, трясущуюся над каждой вещью. Наверное, она не чувствовала себя уверенно в этом мире, и обилие предметов внушало ей чувство собственной значимости. Понятное дело, это были его домыслы, а как обстояло дело на самом деле – он не знал. Мать с ним своими сомнениями, мыслями и страхами не делилась.

Она работала уборщицей в поликлинике и еще подрабатывала посудомойкой в одном кафе. Приходила поздно, кратко говорила с ним и шла спать…

В его занятия она особо не вникала, учеником он был средним, учеба его интересовала мало. Ему не нравились ни технические, ни гуманитарные предметы. Кроме, пожалуй, истории. И то – выборочно. Но в отцовской библиотеке были старинные книги. Он любил доставать их, рассматривать… Книги были с ятями и ижицами. Ему нравилось читать их, перелистывать пожелтевшие страницы и вглядываться в виньетки, украшающие текст. Откуда они взялись – он не знал…

Жизнь текла параллельно… У матери – на работе, у него – в школе и дома. Он любил оставаться один, когда ему никто не мешал. Сам делал уроки, потом читал книги или уходил гулять. Друзей у него было немного, среди них – девчонка, с которой он учился в художественной школе. Втайне он был в нее влюблен, но она словно не замечала его… И это ужасно злило. Иногда он представлял, как она оказывается полностью в его власти и он делает с ней все, что хочет…

Однажды он узнал правду, которую старалась скрыть от него мать. Его отец был вором, и пропал он, видимо, не просто так. Скорее всего, его убили свои же, а тело выбросили в море. Поэтому его и не нашли…

Он уже привык к жизни с матерью и не мыслил себе другой, как внезапно наступила свобода – мать умерла, и он разом почувствовал себя хозяином большой квартиры в старинном доме с высокими потолками и чердаком. Надо было что-то делать с вещами матери. Он очистил ее комнату полностью, но что делать с чердаком – не знал… Старые пальто в количестве пяти штук он выкинул не глядя, так же как потертые на сгибах занавески, два чугунных утюга, коробки со старыми нитками для вязания, аккуратные юбки из материнской молодости. Немного поколебавшись, выкинул старые резиновые сапоги в хорошем состоянии. Потом настал черед старых журналов и брошюр, перевязанных бечевкой. Первый экземпляр, выцветший до неузнаваемости, назывался «Учебник акушерства и гинекологии». Зачем мать это хранила, непонятно… Книги отправились на свалку, как пальто и другие вещи. Но там, между книгами, он нашел старые тетради, хранившиеся в двойном полиэтиленовом пакете. Он развернул их и стал читать записи… И чем больше читал, тем страшнее ему становилось… Но вместе с тем в него проникал какой-то сладкий ужас. «А ты бы так смог?» – шептал непонятно чей голос. Почему бы и нет… Отрубленные человеческие руки. Роза…

Он понял, что в скором времени переедет в Москву и разыщет ту самую девочку, в которую когда-то был влюблен. Но прежде сделает небольшую пластическую операцию, чтобы его никто не мог узнать. Продаст квартиру и уедет…

Москва. Наши дни…

Павел Рудягин подумал о том, что еще несколько лет назад он и не мечтал жить в Москве, тем более обладать квартирой в историческом центре Первопрестольной. Многие считали, что Павлу Рудягину сказочно повезло. Из небольшого городка в Ярославской области переехать в Москву было пределом мечтаний для многих. Паша отнесся к этому философски спокойно. Дело в том, что в душе он не верил случившемуся. Ему казалось, что он просто самозванец, которого скоро разоблачат, и он вернется на свое место, то есть обратно в родной город. Честно говоря, он был бы этому рад. Он толком не привык к Москве и не мог ответить на вопрос, почему все рвутся в большой мегаполис. Еда невкусная, воздух загазованный, люди злые… Может быть, он чего-то не понимает? Отстал от жизни. Он говорил сам с собой, словно хотел кого-то убедить в собственной правде. Но по большому счету – кого и зачем?

Память его возвращалась к моменту, когда он узнал о том, что стал обладателем столичной недвижимости. Утро началось как обычно – отец уходил на работу, мать готовила им с сестрой завтрак. Неожиданно раздался звонок от московской родственницы, она всхлипывала и причитала, что Нина Семеновна умерла, а квартиру оставила сыну двоюродной племянницы, то есть ему, Паше. Более близкие родственники, претендовавшие на квартиру, к Нине Семеновне не ездили, отделываясь редкими визитами раз в полгода. Привозили с собой дежурные наборы конфет и фруктов и благополучно сваливали до следующего посещения, редко звонили и не справлялись, как дела… Понятно, почему старушка прокатила их с наследством. Но почему ее выбор пал на него? На Павла? Этого никто толком не мог объяснить. Мать вспомнила, что когда-то она собиралась по молодости, по глупости поступать в театральный. Приехала в Москву и остановилась на это время у Нины Семеновны. Та приняла ее и помогла подготовить басню «Стрекоза и Муравей» и монолог Софьи из «Горя от ума». В театральный мать не поступила, уехала к себе домой, подала документы в ярославский вуз, вышла замуж… На этом контакты с тетушкой оборвались. Мать регулярно отправляла Нине Семеновне поздравления и открытки – впоследствии Павел нашел их у нее дома, аккуратно сложенные в первом ящике буфета – и это были все их контакты…

Когда раздался звонок родственницы, все подумали, что это розыгрыш, но все оказалось правдой, и с этим новым поворотом в жизни надо было что-то делать. Сначала Паша старался просто успокоиться, потому что от неожиданного известия пульс его стал учащенным. О Москве он никогда не думал. А тут… Принесли все на голубом блюдечке, сказала школьная учительница, которая упорно ставила ему тройки, не обращая внимания на старания. Она попросту не любила Пашу, хотя ее предмет – алгебру – он знал на твердую четверку.

Эх, блюдечко, эх, голубая каемочка. Все это не так…

C того момента, когда он мог на законных основаниях вступить в права наследования квартирой, прошло полгода. И вот он с родителями выехал в Москву, чтобы поселиться на новом месте. Паша старался хранить безучастный вид, демонстрируя окружающим, что ему все равно. Пусть не думают, что он будет прыгать на задних лапках или скулить от щенячьего восторга.

Когда автобус подошел к остановке и они сошли на тротуар, Паша ахнул: прямо за остановкой раскинулось дерево – наполовину красное, наполовину золотое – как в сказке… Он пошел за родителями, не останавливаясь. Они двигались за нотариусом. Звали ее Аллой Федоровной, ее ярко-красный плащ сигналил им раздражающим маяком.

Через десять минут вошли во двор, пересекли его и оказались перед дверью шестиэтажного дома.

– Дом хороший, – сказала Алла Федоровна, окидывая здание цепким взглядом оценщика. – Крепкий, простоит еще сто лет и никакой реновации не потребует. – Она набрала код и потянула дверь на себя.

Они нырнули в подъезд, и дверь захлопнулась за ними с гулким звуком. В этот момент Паша обернулся назад, словно желая удостовериться, что дверь на месте и выход есть.