И весь ее джаз… - Иосиф Гольман

— И вот за это ты отдала три миллиона рублей? — потрясенно произнесла Женька. — Это ж сколько блузочек можно было купить!

— Дуреха ты, Женька, — заулыбалась Мария, обнимая сестру. — Сюда еще столько же вложим, он нас всех потом кормить будет.

Женька из сестриной сентенции восприняла лишь про «столько же вложим». Ее политкорректность дала ощутимый сбой, и она международным жестом покрутила у виска, давая свою оценку Машкиной инвестиционной политике.

Родители у виска не крутили из любви к старшенькой, но оба как-то погрустнели. Если сомнительный дочкин проект лопнет, то при всем желании они не смогут помочь: их собственное финансовое положение оставляло желать лучшего.

Лишь самые младшие не остановили своего внимания на экономической сути происходящего, потому что оба уже очень хотели писать и в то же время еще не расхотели бегать и прыгать.

— Вы ничего не понимаете! — даже слегка обиделась Мария. — Этот корабль, — папа вздрогнул, но сдержался, — больше двадцати семи метров в длину, около пяти — в ширину! Сто тридцать квадратных метров в одном уровне! И к тому же — плавает!

— Ходит, — поправил папа. — Как может, — не удержавшись, добавил он.

— А зимой? — спросила мама. — Он что, ледокол?

Она не подкалывала, просто интересовалась.

Мария промолчала. Зима была слабым местом проекта. Внутренний объем, отделенный от атмосферы лишь тонкой сталью, не прогреешь ни за какие разумные деньги.

Ну и ладно!

Зато в навигационный период он за пару удачных рейсов может оправдать месячные расходы на содержание.

А самое главное — у солистки пока неизвестного джаз-банда Марии Ежковой появлялся собственный концертный зал. И даже, может быть, своя преданная публика — куда ж им во время плавания с корабля деваться?

Машин корабль наконец пришвартовался. Конечно, не у собственной причальной стенки — это в центре Москвы слишком невероятная роскошь, а рядом с тремя другими суденышками, став четвертым со стороны реки. Даже такой не вполне шикарный вариант появился лишь благодаря многолетним профессионально-дружеским связям Михалыча — вообще-то становиться в четыре ряда не полагалось, несмотря на значительную ширину реки в этом месте.

Мария, не сдерживая волнения, двинулась к своему долгожданному кораблю. Идти пришлось через три теплоходика класса «Москва». Маленькие, метров шесть в ширину, вплотную пришвартованные друг к другу бортами, они преодолевались за несколько шагов. Тем не менее даже эти суденышки были куда больше ее вновь приобретенной движимой собственности.

И вот ожидающие на личном борту Марии Ежковой.

— А ничего судно, — ответил Михалыч на не высказанный вслух вопрос друга. — Я даже не ожидал. Дата следующего слипа — через три года. Лицензия на радиостанцию — еще на дольше. Самое же главное — подводная часть вся насквозь новая, винт почти новый, плюс дизелек оказался живой. Ярославский, ухоженный. Сто пятьдесят сил. Наработка — полторы тысячи моточасов. Очень терпимо.

— Что такое — слип? — Мария в любом деле старалась разобраться до деталей.

— Все суда проходят освидетельствование. Их вытаскивают из воды и осматривают корпус.

— Значит, корпус хороший?

— Отличный, я же говорю. — Михалыч улыбался, демонстрируя хорошее настроение, — таким веселым требовательный речной волчара был далеко не всегда.

— Ну, слава богу, — начала успокаиваться судовладелица. — Не зря отдали деньги.

Это было тем важнее, что средства собирались очень трудно. Машин бизнес — продажа недорогих мехов, в основном шуб — никогда не был легким. И всегда был довольно рискованным. Теперь же с началом очередного кризиса, когда средний класс стал прижимать даже те денежки, что еще умудрялся зарабатывать, торговля шубами встала почти полностью.

Например, все пять прошлых лет ее предпринимательства июнь был чудесным месяцем. Люди с удовольствием тратили отложенные за сытную зиму сбережения, и женщины — как бычков за невидимую веревочку — водили покорных мужей на серьезный шопинг, примеряя одну обнову за другой.

Четыре же недели прошедшего июня Машка провела в своем торговом офисе, арендованном в одном из бизнес-центров, в состоянии близком к панике — несмотря на рекламу, к ней практически никто не приходил. А если и приходил, то с какими-то странными предложениями — то продать шубу ниже себестоимости, то предложить руку и сердце, причем немедленно.

От депрессии — Машка же, по сути, была главной кормилицей семьи — спасала лишь музыка. Четыре вечера в неделю Мария попадала в окружение таких же сумасшедших — в институте импровизационной музыки почти не было студентов после школы, все взрослые, часто с высшим образованием и большим жизненным опытом, лишь теперь пришедших к реальному воплощению своей главной мечты.

В таком обществе сразу забывалось отсутствие покупателей шуб и подступающий срок возврата банковского кредита. Состоятельного народу здесь вообще почти не было. Зато сколько хочешь вокала, фортепьянного ориентирования, сольфеджио, истории музыки и занятий по импровизации.

Да, да! Чтобы хорошо импровизировать, надо долго и очень системно вкалывать.

Короче, Мария на свой корабль истратила все деньги, какие у нее были. И даже немного тех, которых, по сути, не было: из заначки на новый закуп — в Грецию она собиралась через неделю, теперь придется отложить.

Ну да ничего.

Главное — корабль оказался крепким. Значит, меньше денег уйдет на его реконструкцию и больше останется на отделку и аппаратуру.

И здесь Михалыч, вовсе того не желая, нанес неожиданный удар. Как говорится — ниже пояса. Или теперь, в ее нынешнем положении, ниже ватерлинии?

— Машунь, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Вась Васич денег не даст. У него какие-то проблемы. То ли с партнером, то ли с налоговой.

Вот тебе раз!

Только все начало обретать зримые контуры, и на тебе!

Вась Васич — так все друзья именовали Василия Васильевича Соколова, владельца трех похожих суденышек — обещал ни много ни мало — два лимона из недостающих на реконструкцию трех. Еще один Мария надеялась наскрести у друзей и подруг. Либо, что плохо, взять под залог оставшегося товара. Это — крайний случай: и проценты высокие, и под новую закупку в таком случае не дадут, а заначка уже пошла в распыл.

— Не расстраивайся так, Маш, — сам расстроился знавший ее с детства Михалыч. — В крайнем случае можешь рассчитывать на мои пятьсот тысяч.

Это не решало проблему. Но это был поступок.

Машка знала, что после потери высокооплачиваемой работы — полного сил Михалыча некрасиво выжали на пенсию — семья Ведерникова влачила довольно жалкое существование. Это наверняка все его сбережения за трудовую жизнь. А впереди долгая старость, с проблемами и болезнями. Дети же Михалычу и его жене, Светлане Владимировне, помочь не могли. Ввиду их полного отсутствия. Сначала не хотели, потом не получалось — отец не раз, переживая за друга — а может, заодно и в воспитательных целях, — рассказывал их историю.