Полька - Мануэла Гретковска

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 69
Перейти на страницу:

Через два дня возвращаюсь к иглотерапевту, уверовав в ее непогрешимость. Я сделала кардиограмму: с левым желудочком и в самом деле что-то не то. Уже серьезно выслушиваю рекомендации.

— Поосторожнее с молоком и сыром. Больная печень перерабатывает их в ткань, которая откладывается в детородных органах.

Таков вердикт иррационального Востока — откуда взялись во мне эти таинственные четыре сантиметра. Доктор Иголка обещает вылечить кисту или миому, но нужно точно выяснить, что это и в каком месте находится. Здесь, увы, бессильна даже шведско-западная медицина. Во время второго сеанса длинные серебристые иглы причиняют мне боль.

— Больно? — спрашивает врач — Прекрасно, мы разбудили меридианы — энергетические каналы.

Теперь в моем ойканье при каждом очередном уколе звучит почти торжество. Без всякого шприца доктор Иголка вливает в мои ступни, запястья и живот утонченную космическую энергию. Всего за двадцать баксов. Восточная мудрость по западным расценкам.

Июль. Грёдинге

Снова дома, в Швеции. У изголовья — lapis lazuli. Сплю в белых носках — они защищают почки. Из-за печени забросила свои двухкилометровые пробежки по лесу. Вместо этого занимаюсь Тай-Ши. Ем только три раза в день, ужин («легкий, словно облачко» — распоряжение иглотерапевта) — не позже семи. Все посыпаю куркумой (отвратительная желтая приправа, дальневосточный шафран). Запиваю горьким отваром из корня дягиля лекарственного — Radix Archangelicae (корня-ангела). Может, это и ангел-целитель, но корни его погружают нёбо в пекло. Кроме того, вода Ян, очищающая почки. Все время чертовски хочется есть. Но что значит голод по сравнению с надеждой на исцеление? Быть может, этот небольшой нарост растворится в организме и космосе.

Больше, чем операции, боюсь наркоза. Однажды я едва из него вышла, правда, проснулась, причем в полном сознании, но по ту сторону. Еще несколько секунд — и я увидела бы знаменитый туннель, ведущий к вечному свету.

Петушкин молча наблюдает за моими самоистязаниями. Не вмешивается: боится помешать «чуду самоизлечения». Замечает только, что я «гремлю костями» — видимо, похудела.

Июль. Варшава

Лечу в Польшу по поводу «Городка». Быстро заканчиваю свои кинодела на студии. Ночь в отеле «Холидей» и наконец свобода — бегом к старинной подруге, в рассыпающийся сталинский дом на Муранове[5]. Беата — по натуре сдержанная рационалистка — сейчас под впечатлением знаменитой ясновидящей. Настаивает, чтобы я к ней сходила. Может, хоть медиум наконец определит, рак у меня или нет.

Гадалка похожа на доктора Иголку — молодая, энергичная. Производит впечатление профессионала. Подробно пересказывает мои сны и явь. Очень точно называет важные даты из моего прошлого. Видит вокруг меня покойных родственников. Утешает:

— Никакой это не рак, но операция необходима, иначе матка зарастет. Эта операция полностью изменит твою жизнь, — предсказывает она.

— Как? — спрашиваю я, хотя ведь жизнь и так уже изменилась. Я перестала переживать по пустякам, по уши влезла в китайскую культуру.

Ясновидящая предпочитает не отвечать, улыбается странной улыбкой.

— Я смогу иметь детей?

— Конечно, через два года, девочку. — Ей видится рядом со мной «женский элемент». — Отчетливый женский элемент, она уже существует. — Гадалка говорит так убежденно, что я машинально оглядываюсь, но вокруг только воздух, без всяких половых признаков.

Выхожу, окутанная облачком эйфории. Перезваниваю иглотерапевту. Но доктор не хочет колоть, пока не получит точный диагноз: киста или миома.

Услышав об операции, Б. (швейцарская банкирша) тащит меня на Аллеи Ерозолимске[6], к своим монгольским целителям. Монголы едва говорят по-польски, зато располагают не одной сотней мешочков с лекарствами, делают массаж, занимаются иглоукалыванием.

От омерзительных гомулковских кварталов, где находится «монгольский кабинет», веет азиатским уродством. Дома потрескавшиеся, грязно-серые. В кабинете к стене кнопкой приколот портрет далай-ламы, обрамленный белым шелком. Поцарапанные стулья, стол. Монголка щупает мой живот.

— Яичник увеличен, — изрекает она.

Это я и сама знаю, у меня как раз овуляция, аж по ногам течет. Что я тут забыла? Но надо же доставить удовольствие Б., околдованной экзотикой зловонной юрты. Плачу почти двести злотых за шарики из трав и порошки. Монголка уверяет, что и большая киста для нее не проблема — иголки, тибетская техника. Но сперва, в течение двух месяцев, — вот эти травяные козьи шарики с предгорий Гималаев. Лишь потом акупунктура. К сожалению, операция через неделю. Я вынуждена покинуть монголоидную Польшу.

Конец июля. Швеция

Петушок везет меня в клинику на обследование. Погода совершенно не летняя, льет дождь. Короче говоря, пейзаж соответствует настроению главных героев. Последние дни перед кошмаром облучения, химиотерапии. Петушок сохраняет оптимизм до последнего: «Все будет хорошо. Пока мы вместе, ничего не может случиться».

В больнице меня осматривают два гинеколога, у каждого свой собственный сверхточный «телевизор». Мы говорим на шведско-английско-французском. Не найдя нужного слова, гинеколог в отчаянии переходит на латынь:

— Curva![7]

Показывая изгиб, он машет рукой у меня перед глазами, смеется.

— Так вы не будете оперировать?

— А зачем? Такая уж ты уродилась. Go hem. Koppla av![8]

Мне впервые нравится шведский: go hem, go hem, курва…

Выхожу из кабинета в зеленом больничном халатике, едва прикрывающем попу. Мне хочется задрать его еще выше, чтобы продемонстрировать: «Я здорова!»

В операционную въезжает каталка с заплаканной женщиной. Мы вместе входили в больницу. За ней волочатся пластиковые кишки капельниц.

— Петр, поехали домой, это ошибка, я здорова!!! — ору я по-польски на всю приемную.

Перед сном поглаживаю lapis lazuli, золотые прожилки, которые каким-то непостижимым образом излучают счастье.

Звонок из Польши: не согласимся ли мы дать интервью «Зеркалу» для рубрики «Вопросы для двоих». Страшновато… Мы никогда публично не исповедовались по поводу нашей совместной жизни. Журнальные фигли-мигли. Петр боится сглазить: «Нам и так хорошо. К чему искушать дьявола?»

С другой стороны, если уж позволять копаться в своем белье, «Зеркало» — это все-таки определенный уровень: он наиболее психологический из иллюстрированных журналов, с постоянной страничкой Эйхельбергера[9], приличными текстами — меньше «гламура», больше смысла. Поколебавшись, мы решаемся. Редактор на редкость общительна, без выпендрежа, характерного для (главных редакторов) женской прессы: «Ах, наши издания пропагандируют культуру и элегантность».

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 69
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?