Драконы Обыкновенной фермы - Дебора Бил

Хорошо, он ей скажет, что просто хотел с ней встретиться. Почему нет? В последнее время они редко виделись. Иногда ему казалось, что она даже не помнила, есть ли у нее сын.

В кухне никого не было, даже Сара куда-то ушла. Колин подбежал к дальней двери и выскочил в огород. Яркий солнечный свет резанул глаза, от нестерпимой жары было нечем дышать. Лето еще не наступило, а калифорнийская погода уже преподносила свои сюрпризы, разразившись ужасным зноем. На противоположном краю аккуратных грядок он увидел маму. Несмотря на жгучее солнце, она двигалась плавно и грациозно. Ее выдержка поразила Колина, и внезапно он почувствовал, что ужасно соскучился по ней.

— Мама! — закричал он. — Подожди, пожалуйста, мама!

Конечно, она слышала его, их разделяло всего несколько метров. На глаза Колина навернулись слезы, в груди защемило от уже знакомой невыносимой пустоты. Оставив огород позади, она уходила через двор между постройками, словно мираж в пустыне. Куда она шла? В дубовый лес, который начинался сразу за фермой? Она часто ходила туда одна. Или в старую оранжерею? Или в швейную мастерскую Грейс? Почему она не задержится и не поговорит с ним?

— Мама!

Казалось, его сдавленный крик потревожил животных в лазарете, который находился сразу за углом. Пыльный воздух вмиг наполнился уханьем, воплями и ревом на разные лады, и у Колина страшно разболелась голова. Кто-то выписывал немыслимые трели, кто-то вторил ему воем и бормотанием, а третий участник этого странного ансамбля то ли булькал, то ли лаял, как собака под водой. Колин почувствовал, что задыхается, и зажал уши ладонями, чтобы хоть как-то защитить свой несчастный мозг.

— Хватит, — стонал он, — ну хватит же!

Но звуки не стихали, и длилось это довольно долго. Потревоженные птицы сорвались с ближних деревьев и упорхнули в небо.

Наконец шум стих. Возле дубовой рощи мама остановилась, но не оборачивалась. Только когда он бросился к ней, шатаясь от усталости, она повернула голову, и одного взгляда ее серых глаз хватило, чтобы пригвоздить его к месту. Потом она снова отвернулась и стала смотреть на дуб, чем-то привлекший ее внимание. Блеклые, сухие ветви дерева напоминали кривые росчерки молнии. От неожиданной жары почти вся листва увяла, и птичье гнездо в изгибе одной из верхних веток было едва заметно.

Пристально глядя на гнездо, мама начала выпевать мелодию без слов. Колин тут же поддался ее чарам, как бывало всегда, еще с младенчества. Ее голос был густым и сладким, как теплый мед. Ноги Колина подкосились от слабости. Иногда, когда он слышал пение своей прекрасной и ужасной матери, он думал, что подобными звуками самые первые женщины человечества убаюкивали детей и облегчали страдания больных. Ее голос был таким мощным, таким нежным, что, когда она вот так пела, он мог простить ей все.

Чудесная мелодия искрилась, будто звук был отлит из золота. Из гнезда выбралась птица в черно-белом оперении, с хорошенькой красной головкой и осторожно двинулась вниз по дубовой коре, покачивая хвостом из стороны в сторону. Вот она остановилась на секунду, нырнула в собственные перышки, как девушка, кутающаяся в теплую шубу, спорхнула на вытянутый мамин палец и присела, будто в реверансе, хвастаясь своими блестящими крыльями и перьями на гибкой шейке и потешно раскачиваясь на тонком пальце, словно щенок, который напрашивается на ласку.

— Можно мне подержать птичку? — попросил Колин, очарованный могуществом своей красавицы матери. — Пожалуйста…

Пение оборвалось. Пальцы матери мгновенно сомкнулись в ловушку. Треск сломанных косточек прогремел в наступившей тишине, как барабанный бой. Мать разжала пальцы, и раздавленный комок упал на землю, одно крыло еще едва заметно дрожало.

Колин зажал руками рот. Ведь он знал! Знал!

— Теперь тебе легче? — закричал он на нее. Он хотел убежать, но не мог. Он отвел от нее взгляд и посмотрел на умирающую птицу. — Неужели тебе от этого становится легче?

Он действительно хотел это знать, вот что было ужасно. Как будто могла быть причина такой жестокости, и если бы Колин ее узнал, он снова смог бы простить мать.

Пейшенс Нидл обратила свои ясные серые глаза на сына.

— Легче? — сказала она. — Полагаю, немного да.

Она развернулась и быстро зашагала обратно к дому.

— Идем со мной, Колин, хватит бездельничать. Нам еще предстоит выбрать достойное наказание одному пронырливому маленькому шпиону.

— Вы действительно хотите испортить мне жизнь? — сказала мама.

Тайлер играл в свою любимую компьютерную игру и в скандал благоразумно не ввязывался, а вот у его старшей сестры вечно недоставало мудрости вовремя промолчать. Она бросалась на любую ссору, как глупая рыбина на крючок с наживкой.

— Да ладно, мама, — сказала Люсинда. — Мы портим тебе жизнь — как бы не так! Только потому, что мы не хотим, чтобы ты уезжала на все лето и оставляла нас какой-то пропахшей рыбой тетке, чьи дети ковыряют в носу и едят козявки?

— Вот всегда ты так, милая, — ответила ей мать. — Вечно ты все преувеличиваешь. Во-первых, не на все лето, речь идет всего лишь о четырехнедельном путешествии для незамужних и холостяков. Во-вторых, от миссис Пиро не все время пахнет рыбой. В тот единственный раз она просто что-то готовила, вот и все — что-то из португальской кухни. — Мать взмахнула рукой, досушивая ногти. — И я не понимаю, чем тебе не нравятся эти дети. Они прекрасно успевают в школе. Мартин ездит в детский лагерь с компьютерным уклоном, и вообще. Вам есть чему у них поучиться.

Люсинда закатила глаза.

— Мартина Пиро надо запереть в этом лагере на всю оставшуюся жизнь — только там разрешают писать свое имя на изнанке трусов.

Тайлер прибавил громкость динамиков, но уже понимал, что это не поможет. Когда мать с Люсиндой ссорились и он пытался заглушить их таким способом, они только начинали говорить еще громче. А ему и без этих фоновых воплей туго приходилось с гномами-вампирами и летучими мышами-мутантами.

— Боже милостивый, Тайлер, приглуши звук! — закричала мать. — Нет, выключи его совсем. Нам всем нужно поговорить. Прямо сейчас.

Тайлер застонал.

— Может, лучше нас просто выпороть?

Тут мама всерьез разозлилась.

— Как будто я хоть раз в жизни вас ударила. Не вздумайте сболтнуть что-нибудь подобное при миссис Пиро и ее семье — они могут подумать, что я мать-кукушка. — Она решительно направилась к двери. — Схожу за почтой. Когда я вернусь, вы должны сидеть на диване, готовые меня выслушать.

Тайлер вздохнул. Он даже подумал, не сбежать ли — просто выйти из дому и пойти в гости к Тоддам. Что его остановит? Мать действительно их не порола, а к ее ругани Тайлер уже давно привык. В конце концов, он был почти уверен, что уже слышал все лестные эпитеты в свой адрес.