Кносское проклятие - Дмитрий Петров

— Мы будем сражаться, — ответил Минос, отворачиваясь.

— Мы все погибнем. А что будет с тобой, с другими женщинами, с детьми?

Он пожал плечами. Кто же этого не знает?

— Вас продадут в рабство халдеям или филистимлянам. Или сирийцам. Не знаю, что с вами будет.

Он старался не смотреть на застывшую в страхе Зар-шаа-ки. К чему? Чтобы еще раз увидеть ее красоту? Чтобы испытать желание?

Теперь это не нужно. Утром он погибнет в бою, как воин и царь. Женщины и дети его больше не интересуют.

Царь подошел к краю крыши и всмотрелся в огни, обложившие его город. Самих ахейцев не было, но по количеству костров можно было точно сказать — врагов множество. Гораздо больше, чем защитников Кносса.

Запрокинув голову, царь взглянул на высокое черное небо с мерцающими звездами. Раньше ему казалось, что небо — это шатер, раскинутый над головой. Теперь оно показалось безмерно далеким, отрешенным и безразличным. Что-то чужое и недоступное. Может быть, эти огоньки в небе — лица бессмертных богов?

В ночной черноте оглушительно стрекотали цикады. Стоявший на крыше Минос вдруг отчетливо осознал и свое одиночество, и остроту момента. Тысячи лет его народ владел этой землей. Сколько поколений его предков жили на этом острове и считали его своим! Всегда и всем казалось, что это незыблемо.

А сейчас наступил конец. Под чириканье цикад, среди удушливого дыма костров проходила последняя ночь Кносского царства.

Завтра к вечеру на этом месте будет дымящееся пепелище — обугленные головешки и запах сгоревшей плоти. Кто вспомнит тогда о нем — Миносе, о его народе, обо всей их жизни? Чья память сохранит это?

Новый народ будет жить здесь. Ахейцы — люди, не имеющие памяти. Дикари, не осознающие даже самих себя…

— Царь, тебя зовет богиня, — высунулась снизу голова Гупа-ана, управляющего дворцом. — Богиня велела привести тебя к ней.

Богиня? Сейчас? Зачем царь понадобился великой и безжалостной Тини-ит?

По традиции верховная жрица не только носила имя самой богини, но и считалась ее воплощением. Если жрица говорит или делает что-то — это говорит и делает сама богиня Тини-ит.

Но не сейчас! Сейчас царь должен готовиться к бою!

— Все жрицы собрались в зале богов, — сказал Гупа-ан, вылезая на крышу и становясь рядом с царем, — тебя ждут.

В руке Гупа-ан держал горящий факел. Минос внимательно взглянул на управляющего. Осмотрел знакомое лицо и знакомую фигуру. Он знал этого человека с детства. Гупа-ан достался Миносу в наследство от отца — тоже Миноса. В последние годы своей жизни отец приблизил к себе стройного и красивого юношу, сделал его своим любимым наложником. Гупа-ан в юности был удивительно красив — высокий, с густыми светлыми волосами и пронзительным взглядом. Его атлетическое тело было создано не для тяжелого труда и не для боя. Оно, как истинное произведение искусства, предназначалось только для любви.

Старый Минос так долго наслаждался ласками Гупа-ана, что доверил ему сделать мужчинами своих сыновей.

Сделать из мальчика мужчину — в воспитании самое главное. Такое дело нельзя доверять женщинам. По традиции считается, что больше всего для этой цели подходит сам отец. Именно он в священном акте совокупления с сыном лучше всего способен передать ему мужественность.

Но царь был уже стар и понимал, что не сможет сам передать мужественность девяти своим сыновьям. Неминуемая слабость опозорила бы его. Поэтому царь и поручил своему любовнику Гупа-ану сделать мальчиков мужчинами. Царевичами, восьмерым из которых, правда, предстояло умереть на жертвеннике богини Тини-ит.

Сейчас Минос, стоя на крыше, в последний раз рассмотрел постаревшего Гупа-ана. Седой старик с ввалившейся грудью. Сверкавшие прежде глаза потускнели. Во рту не хватает многих зубов. Десять лет назад, когда Минос стал царем и лично умертвил восьмерых своих братьев на мраморном алтаре, он окунул обе руки в кровь жертв и измазал ею сначала свое лицо, а затем лицо Гупа-ана.

— Назначаю тебя управляющим дворцом, — сказал он тогда и победно покосился на сидевшую на троне верховную жрицу.

Это был момент его торжества. Объявить волю богини и назвать будущего царя — дело жрицы. Но когда царь уже назван, то своих помощников и царедворцев он назначает сам. Пусть жрица молчит.

Сейчас дряхлый Гупа-ан стоял рядом и явно нервничал.

— Пойдем, царь, — прошамкал он снова, — Тини-ит зовет тебя, не медли.

— А что им нужно? — раздраженно поинтересовался Минос. — Утром начнется штурм. Днем мы уже совершали обряд.

Царь раздраженно обернулся и посмотрел на хорошо видное сверху низкое здание зала богов. Плоская крыша была украшена каменным изваянием бычьих рогов, которые торчали к небу как знак жертвы богам.

— Богиня сама тебе скажет, — улыбнулся старый управляющий, показывая беззубый рот.

Они двинулись в путь через бесчисленные комнаты и коридоры. Поднимались по одним лесенкам и спускались по другим. Заворачивали из одного здания в другое — до самого зала богов. Успевшие уже заснуть воины, которые сидели и лежали повсюду, зажав в руках копья и мечи, во сне поджимали ноги при звуке шагов. Наконец, перешагивая через лежавших, царь Минос вступил в святилище.

По углам горело несколько факелов, чадил большой масляный светильник возле самого алтаря из черного мрамора. Колеблющееся пламя светильника плясало и отбрасывало блики на точно такие же, как на крыше, бычьи рога с края жертвенника.

На деревянном троне с высокой резной спинкой сидела верховная жрица Тини-ит. Царь уже встречался с ней днем, во время церемониальной процессии. Жрицы во главе с Тини-ит и мужчины-жрецы медленно прошли длинной вереницей, ступая шаг в шаг, через площадь посредине дворца-города. Музыканты играли устрашающую музыку, которая всегда сопровождала жертвоприношения. Протяжно завывали длинные деревянные трубы, ритмично и гулко били обтянутые кожей барабаны.

Обнаженные тела жрецов-мужчин были с ног до головы покрыты багровой охрой, а тела жриц — ярко-желтой, сваренной из весенних цветов. Двигавшаяся через двор к залу богов вереница красных и желтых фигур выглядела торжественно, и собравшиеся вокруг люди надеялись, что богиня Тини-ит будет довольна оказанными почестями.

Перед входом в зал каждый участник процессии надевал маску, изображающую волчью морду. Такие маски делали специальные умельцы-ремесленники. С головы убитого волка сдирали шкуру, а затем, после обработки, натягивали ее на каркас.

По площади в процессии шли еще люди, хоть и выкрашенные в ритуальный цвет, а в зал богов входили уже волки, готовые терзать жертвы.

В жертву Тини-ит были поочередно принесены пять девушек и пять юношей. Жертвы разделись, а затем каждому из них на голову надели маску — только уже другую — бычью. И принесенный в жертву человек таким образом становился уже не человеком, а быком. Бык — желанный для богов символ заклания.