Неночь - Джей Кристофф

Девушка не хотела, чтобы он наблюдал за ней во время процесса.

Юноша бесшумно подошел к ней сзади, обдав запахом пота и табака. Скользнул руками по талии и изгибам бедер, рисуя кончиками пальцев то ледяные, то пламенные дорожки. Ее дыхание участилось, и где-то глубоко она ощутила нарастающее покалывание. Ресницы затрепетали, как крылья бабочки, пока его руки ласкали живот, танцевали по ребрам, выше и выше, поднимаясь к набухшей груди. Он легонько дунул ей на макушку, и по коже побежали мурашки. Девушка выгнула спину, прижимаясь к его затвердевшей плоти, и запустила пальцы в копну взъерошенных волос. Она не могла дышать. Не могла говорить. Не хотела, чтобы это начиналось или кончалось.

Она повернулась, выдохнула, когда их губы соприкоснулись, и завозилась с запонками на мятых рукавах юноши, превращаясь в комок из пальцев, пота и дрожи. Обнажившись до пояса и стянув с него рубашку, она припала к юноше губами и начала опускаться на кровать. Теперь они только вдвоем. Плоть к плоти. Их стоны сливались.

Желание стало невыносимым, пропитывая ее насквозь. Руки с трепетом изучали его гладкую кожу на широкой груди, танцевали вдоль четкой V-образной линии, спускающейся к поясу брюк. Девушка скользнула пальцами вниз и коснулась источника пульсирующего жара – твердого, как сталь. Ужасающего. Умопомрачительного. Юноша застонал, дрожа как новорожденный жеребенок, пока она ласкала его, выдыхая ему в рот.

Она никогда так не боялась.

Ни разу за шестнадцать лет жизни.

– Трахни меня, – прошептала девушка.

Комната была роскошной, такая по карману только богачам. Но на комоде стояли пустые бутылки, а на тумбочке – цветы, увядшие от застоявшегося запаха страданий. Девушка нашла в этом утешение: мужчина, которого она ненавидела, был совершенно одинок, несмотря на всю свою обеспеченность. Она наблюдала через окно, как он вешает сюртук, накидывает потрепанную треуголку на пустой графин. И пыталась убедить себя, что может это сделать. Что она твердая и острая, как сталь.

Сидя на крыше напротив его окна, девушка опустила взгляд на Годсгрейв – на окровавленные булыжники мостовой, тайные проулки и высокие соборы из сверкающей кости. Ребра пронзали небо над ее головой, извилистые каналы вытекали из кривого Хребта. Поперек людных тротуаров раскинулись длинные тени от тускнеющего света второго солнца – первое давно уже скрылось из виду, – оставляя третьего угрюмого красного брата стоять на страже и следить за всеми опасностями неночи.

Ах, если бы только сейчас была истинотьма.

Тогда бы он ее не видел.

Девушка не хотела, чтобы он наблюдал за ней во время процесса.

Взмахнув ловкими пальчиками, она притянула к себе тени. Сплетала и скручивала тонкие черные нити, пока те не упали каскадом с плеч, как плащ. Девушка исчезла из виду, стала почти прозрачной, словно она пятно на портрете городского горизонта. Она спрыгнула с крыши на стену его дома, зацепившись руками за подоконник, подтянулась и забралась на выступ. Быстро открыла окно и скользнула в комнату, бесшумная, как кот из теней, следующий по пятам. Когда она достала из-за пояса стилет, ее дыхание участилось, и где-то глубоко она ощутила нарастающее покалывание. Незаметно пригнувшись в углу, с трепещущими, как крылья бабочки, ресницами, она наблюдала, как мужчина дрожащими руками наливает себе воды в стакан.

Она дышала чересчур громко, все уроки смешались в голове. Но он был слишком пьян, чтобы заметить ее, потерявшись в воспоминаниях о хрусте тысяч вытянутых шей, топоте тысяч пар ног, выплясывающих под мелодию висельника. Ее костяшки побелели на рукоятке кинжала. Она не могла дышать. Не могла говорить. Не хотела, чтобы это начиналось или кончалось.

Вздохнув и сделав глоток, мужчина завозился с запонками на мятых рукавах, превращаясь в комок из пальцев, пота и дрожи. Стянув рубашку, заковылял по половицам и опустился на кровать. Теперь они только вдвоем, вдох к вдоху. Их выдохи сливались.

Время тянулось невыносимо долго, пот пропитал ее насквозь в трепещущей тьме. Девушка вспомнила, кто она, чего ее лишил этот мужчина, что произойдет, если она не преуспеет. Набравшись храбрости, откинула плащ из теней и вышла к нему.

Он ахнул, вздрогнув, как новорожденный жеребенок, когда увидел ее в красном солнечном свете, в улыбающейся маске арлекина, скрывающей лицо.

Она никогда никого не видела таким напуганным.

Ни разу за шестнадцать лет жизни.

– Чтоб меня… – прошептал мужчина.

Он запрыгнул на нее и спустил штаны до щиколоток. Он ласкал ее шею губами, и сердце девушки едва не выпрыгивало из груди. И спустя чуть ли не вечность, затерявшуюся между похотью и страхом, любовью и ненавистью, она почувствовала его между своих ног; он был такой горячий и поразительно твердый. Девушка втянула воздух, возможно, желая заговорить (но что тут скажешь?), и тогда пришла боль – боль, о, Дочери, до чего же больно! Он был внутри нее – ОН был внутри, – такой твердый и настоящий, и она не смогла сдержать короткого вскрика, но быстро закусила губу, чтобы не дать вырваться следующему.

Юноша был безрассуден, беспечен, он придавливливал девушку своим весом, пронзая ее снова и снова. Совсем не как в ее милых фантазиях об этом моменте. Ее бедра раздвинулись шире, желудок скрутило. Она отчаянно забила ногами о матрас, желая, чтобы юноша остановился. Подождал.

Неужели такими и должны быть ощущения?

Неужели все так и должно происходить?

Если позже все пойдет наперекосяк, это будет ее последняя неночь в этом мире. Она знала, что первый раз обычно наихудший. Девушка думала, что готова; достаточно податливая, достаточно влажная, достаточно жаждущая. Что с ней не произойдет то, о чем шептались другие девчонки на улицах, хихикая и обмениваясь знающими взглядами.

«Закрой глаза, – советовали они. – Все быстро закончится».

Но юноша был невыносимо тяжелым, а крики все рвались наружу, наряду с сожалением, что все происходит именно так. Девушка мечтала об этом, надеялась на что-то особенное. Но сейчас, оказавшись в таком положении, она подумала, что это нескладное, неуклюжее занятие. Никакого волшебства, фейерверков или моря блаженства. Просто тяжесть парня на ее теле – и боль от его движений. Ее глаза оставались закрытыми, пока она ахала, кривилась и ждала, когда же он закончит.

Он приник к ее губам, погладил по щеке. И в эту секунду она мельком ощутила внутри сладостное покалывание, несмотря на неловкость, одышку и боль. Девушка поцеловала его в ответ, и в ней зародилось пламя, наводняя и наполняя ее тело, в то время как мышцы юноши напряглись. Он зарылся лицом в ее волосы и, сотрясаясь всем телом, пережил свою маленькую смерть, наконец-то опадая на девушку – мягкий, влажный и бескостный.

Она сделала глубокий вдох. Облизнула губы, соленые от его пота. Выдохнула.

Юноша перевалился с нее на кровать, сминая простыни рядом. Она потрогала себя между ноющих ног, обнаружив что-то влажное. Оно на ее пальцах и бедрах. На чистой белой простыне, уголки которой, словно в знак приглашения, были загнуты.