Искупление - Канаэ Минато

находилась на последнем, седьмом этаже. Я так волновалась накануне этого похода, что ночью практически не спала.

Приглашение получили четверо – я, Маки, Юка и Акико; все давнишние подружки, мы выросли в одном районе.

Как только мы вошли в квартиру Эмили, нам показалось, что мы попали в другую страну. Первым откровением стала открытая планировка. Мы тогда и понятия не имели о совмещении гостиной с кухней – огромное общее пространство нас поразило. Можно было смотреть телевизор, готовить и есть в одной комнате, разделяющих стен не было.

Нас угостили английским чаем; его подали в чашках, которые нам, детям, категорически не разрешалось трогать дома. Чайник имел такой же рисунок, что и чашки, а на таких же тарелочках лежали пирожные с невиданными фруктами. Я узнала только клубнику. В полном восхищении я наелась ими, чувствуя при этом, будто что-то не так.

После чая мы решили поиграть в кукол, и Эмили принесла из своей комнаты Барби в пластиковом футляре в виде сердца. Сама кукла была одета точно так, как Эмили в тот день.

– В Сибуе[2] есть магазин, где можно купить точно такую же одежду, как у Барби. Родители подарили мне ее на прошлый день рождения. Да, мама?

Единственное, о чем я в тот момент мечтала, – как бы поскорее выбраться оттуда.

Именно тогда кто-то из девочек сказал:

– Эмили, а можешь показать нам вашу французскую куклу?

– Что это такое? – Она смотрела на нас непонимающим взглядом.

У Эмили такой куклы не было. Она даже не поняла, о чем речь. Я вышла из состояния смущения и воспрянула духом. Естественно, что Эмили ничего не знала о французских куклах. В нашем городе они были традиционным символом статуса.

Все наши старые деревянные, построенные в японском стиле дома были похожи. Комната рядом со входом – гостиная – обычно была оформлена в европейском стиле; там обязательно висела люстра и в специальной стеклянной витрине стояла французская кукла. Они находились там по многу лет, а примерно за месяц до приезда Эмили в нашем городе неожиданно появилось новое развлечение – девочки стали ходить по домам, чтобы с восторгом рассматривать разных кукол.

Сначала мы навещали только знакомых, но скоро начали забегать и в дома других людей, живущих неподалеку. Городок маленький, почти всех мы знали в лицо, комнаты с куклами находились рядом со входом, поэтому практически никто не отказывался пускать нас посмотреть.

Вскоре мы начали делать записи, «памятки», как мы их называли, где указывали рейтинг увиденных кукол. Тогда нельзя было так легко фотографировать, как сейчас, поэтому мы зарисовывали кукол цветными карандашами.

В основном рейтинг кукол зависел от их одежды, но мне нравилось разглядывать их лица. Мне казалось, что люди выбирают похожих на себя и они напоминают мать семейства или кого-то из детей.

Эмили сказала, что хочет посмотреть на французских кукол, и мы провели ее по десяти домам, где, с нашей точки зрения, были самые красивые. После этого она предположила, что остальные дети из ее дома тоже раньше никогда не видели ничего подобного, поэтому пригласила еще несколько человек, и мы все вместе обошли разные дома. Мы даже не знали, из каких они классов и как их зовут. Почему-то несколько мальчишек тоже оказались в этой компании.

Хозяин первого дома, в который мы зашли, спросил:

– Значит, у вас тур под названием «Французские куклы»?

Нам так понравились эти слова, что мы в тот день так и окрестили наш выход – «тур французских кукол».

Кукла в моем доме занимала второе место в общем списке. Вырез ее розового платья и подол были обшиты мягкими белыми перышками, на плечах и на талии красовались довольно крупные темные розы. Но больше всего мне нравилось, что ее лицо было похоже на мое. Я даже дорисовала ей под правым глазом маркером небольшую родинку, как у меня, что очень огорчило маму. А еще мне нравилось, что невозможно было определить возраст куклы – то ли она взрослая, то ли ребенок.

– Разве она не классная? – хвасталась я. Но дети уже потеряли к ней интерес, и я помню, что меня это очень расстраивало.

После того как мы посетили последний дом, Эмили повела итог:

– Я все-таки думаю, что Барби лучше.

Она не сказала – скорее всего, не из желания нас обидеть – ни одного доброго слова о французских куклах, и те вдруг перестали казаться нам самым прекрасным в жизни, превратившись в нечто бесполезное. С того дня наши игры с ними прекратились и мои «заметки» уехали в глубину выдвижного ящика.

Но спустя три месяца слова «французские куклы» были у всех на устах из-за так называемой кражи французских кукол. Не знаю, Асако, что вы об этом слышали.

В конце июля, вечером, во время летнего праздника Обон[3], из пяти домов, включая мой, украли кукол. Больше ничего не взяли, и дома никак не пострадали. Лишь французские куклы исчезли из своих стеклянных витрин. Такое вот странное происшествие.

Празднование происходило в городском административном центре. В шесть часов начались традиционные танцы, в девять – конкурс караоке; все завершилось к одиннадцати. Для города это было большое событие, жители организовали угощение – арбузы, мороженое, лапша сомен, бесплатное пиво. Были и ларьки, где продавали сладкую вату и ледяную стружку с фруктовыми сиропами.

Все пострадавшие дома объединяли две вещи – те, кто там жил, ушли на праздник, и ни в одном не были заперты входные двери. В то время, я думаю, большинство домов оставляли открытыми. Если нужно было что-то отнести соседям, а их в тот момент не было дома, просто заходили внутрь и оставляли там то, что собирались передать. Так люди тогда поступали.

Из-за нашего «тура французских кукол» полиция сразу же решила, что это просто детская шалость, однако злоумышленники и куклы так и не были найдены, и в конце концов все это ушло в прошлое как странное событие во время праздника.

Помню, как отец меня ругал:

– Это все из-за того, что вы толпой таскались по домам. Те дети, у которых не было французских кукол, позавидовали и решили их украсть.

С этой неприятности начались наши летние каникулы, но мы все равно каждый день проводили на улице. Особенно нам нравилось ходить в бассейн около начальной школы[4]. С утра мы примерно час занимались школьными заданиями, а потом бежали в бассейн. Он закрывался в четыре, а мы до темноты играли на территории школы.

Теперь даже в сельских начальных школах предусмотрены меры безопасности. Никому, даже детям, не разрешают находиться на территории школы во время каникул или выходных. Но тогда мы могли резвиться там до захода солнца, и никто не возражал.

Иногда, если мы приходили домой до того, как из громкоговорителей раздавалась мелодия «Зеленые рукава», оповещая всех, что сейчас шесть часов вечера, дома нас спрашивали, всё ли в порядке, не поссорились ли мы с друзьями.

Сразу после убийства в тот день – и много раз позднее – я подробно рассказывала все, что только могла вспомнить. Рассказывала полиции, учителям в школе, родителям – своим и чужим – и вам, Асако, и вашему мужу. Но сейчас я хочу еще раз описать все события в том порядке, как они происходили. Вероятно, я сделаю это в последний раз…

В тот день, вечером четырнадцатого августа, детей на улице было мало. Бо́льшая часть ребят, с которыми мы обычно играли, либо разъехались, отправившись навещать родственников, либо сами были заняты с гостями, как это принято во время праздника Обон. На школьной площадке играли только мы впятером: я, Маки, Юка, Акико и Эмили.

Мы четверо, постоянные жители этого города, жили с нашими бабушками и дедушками, или они жили отдельно, но близко, поэтому Обон для нас не был временем путешествий, и мы, как обычно, вышли погулять.

Большинство тех, кто переехал сюда из Токио и трудился на заводе «Адачи», отправились во время праздника домой. Отец Эмили работал все праздничные дни, как она нам сказала, и поэтому Эмили тоже осталась в городе. В конце августа они собирались всей семьей съездить отдохнуть на Гуам.

«Тур французских кукол» внес некоторую неловкость в наши отношения с Эмили, но скоро все