Фантасмагория движения. Время до… - Борис Олегович Пьянов

снова, как сломанный фаил я прокручивал в голове одну и ту же мысль, так и не доходя до ответа — почему я не слышал ни свой внутренний голос, не раз говоривший мне — стоп, остановись! Ни голос моего старшего друга, по сути открывшего мне мир профессиональной журналистики. Тогда, мой друг и наставник, пытался отговорить нас от этой поездки. Он старался убедить меня в том, что люди, которые обещали нам информацию и интервью с теми, в чьих руках была судьба этой страны, клянущиеся в безопасности и всяческих прочих гарантиях, тут же забудут об этом случись что. Молодость, жажда приключений и славы сыграли с нами в русскую рулетку. Мы проиграли.

Я не знал сколько прошло времени моего заточения, но они пришли с той же камерой и листком бумаги, где был написан текст с просьбой о выкупе. Этот текст я, с приставленным к горлу ножом, зачитал перед объективом. Кадр из той видеозаписи и был на обложке журнала, который теперь хранится на дне коробки с забытыми бумагами.

Уже потом, когда всё закончилось, узнав дату своего спасения и немного отойдя от пережитого, я обнаружил, что провел в заточении ровно два месяца. Воспоминания об ужасе ожидания смерти в те бесконечные дни и ночи, когда в каждом шорохе чудились шаги и казалось, что палачи идут за мной, уже многие годы порой срывали меня с кровати по ночам и холодное лезвие с еще не засохшей кровью оператора, казалось не останавливается под кадыком, а продолжает резать моё горло. Это напоминание о моём жизненном и профессиональном опыте не покидало меня годами.

Врачи тогда опасались за моё здоровье. После такой "диеты" организм мог дать сбой. Я провел несколько недель в госпитале. Первые дни больничная палата казалась мне самым безопасным местом на земле. Разглядывая своё тело в зеркале, я напоминал себе экспонат из музея мертвецов Хагенса, по прозвищу Доктор Смерть. Своё лицо в зеркале я узнал только после того как сбрил отросшую свалявшуюся бороду.

Глянув ещё раз в глаза парня на обложке, я сунул журнал на полку с книгами и налил себе виски что бы с помощью алкоголя хотя бы ненадолго отстранится от воспоминаний.

3

Журналистика казалось выбрала меня сама, спасибо родителям вовремя открывшим мне мир книг и моим учителям. Ночные кошмары с воспоминаниями о некоторых из них до сих пор стекали холодным потом с моего лба. Еще раз посмотрев в сторону шкафа, где между книг спрятался затертый журнал я снова отпил из своего стакана стоявшего на столе заваленном архивными бумагам.

Образование, интерес к жизни и желание, огромное желание не просто видеть и фиксировать события но и рассказывать о них! Перерабатывать их в своей голове, посвящать в эти события других людей, много других людей. И что особенно хотелось, так это видеть как меняется общественное мнение, как и по каким правилам появляются у людей свои выводы из моих статей или книг, как они меняют, принимают или же вовсе отвергают те или иные факты и события. Наверное это и называется третья власть. Грубо, грубо и неприлично, но это правда, правда профессии. Без стремления к этому не будет журналистики. Влиять, привлекать и разочаровывать, вот и весь смысл!

Успех и признание коллег пришло конечно не сразу. Я начинал простым корреспондентом, облазил всю страну с заданиями разных редакций где довелось служить. Потом, уже будучи свободным журналистом, становился свидетелем разных событий, государственных переворотов, грандиозных скандалов, важнейших встреч или наоборот, печальных прощаний с сильными мира сего. Я работал на трёх войнах беря интервью у обеих воюющих сторон с интервалом в часы, я попадался в руки отморозков с автоматами и ножами похожими скорее на гладиаторские мечи, за меня платили выкуп людям называвшими себя служителями Бога. Несколько раз, я со своей группой попадал под обстрелы и под бомбёжки.

У меня была своя програма на телевидении, лучшее время, сумашедшие цены за рекламу. Меня даже коснулись лучи славы. В профессиональных рейтингах, перечисляющих мои литературные заслуги и оценивающих популярность тв шоу, моё имя числилось в десятке лучших журналистов страны. Казалось давно пора бы остыть, имея свою редакцию с приличным штатом замечательных профессионалов, но какая то сила всё равно не давала успокоится. И главное, это возможность! возможность заниматься своим делом! Наверное это в крови! Гены бродяжничества и тщеславие, вот что ведёт людей вроде меня.

Я проклинал ставшие частью жизни компьютеры. Синтетика, безмозглость и ненадежность машины, постоянной занозой саднила мозги. Не доверяя синтетическому разуму машины я делал свои записи в многочисленных блокнота и записывал свои мысли на диктофон. Работал я на старинной пишушей машинке, она всегда была на моем столе, накрытая родным, состарившемся вместе с ней чехлом, истертым и потрескавшимся от времени и несметного количества снятий и водружений снова на своё место.

4

Время от времени вспоминая про свой виски, я неторопясь разбирал скопившиеся бумаги и по привычке проглядывал новостные ленты, когда звякнул телефон. Автоматически взял трубку и по обыкновению спросил

— Кто?

На том конце спокойный, молодой голос удостоверившись, что разговаривает именно со мной, без приветствий, не торопясь назвал имя и сказал мне в ухо, что со мной сейчас будет говорить обладатель этого имени.

Я невольно встал со своего кресла — это имя знал весь мир!

Имя этого человека стояло в ряду президентов, причем президенты приходили и уходили один за другим а человек носивший это имя оставался. Не многие видели вживую этого человека, да и его фотографий, как мне казалось, было всего несколько. Их иногда печатали в газетах под статьями о нем или краткими новостями о встречах или переговорах на самых верхних этажах власти. Статьи выходили редко, никто толком не знал о нем ничего, всё только слухи и сплетни переписаные по нескольку раз. Лично я, не то что не видел его сам, но даже не встречал людей которые его видели что называется в живую и тем более общались с ним напрямую, а встречался я со многими! Человека носившего это имя, в истории политики и бизнеса связанного с ним, казалось можно увидеть на фотографиях в архивных газетах прошлого столетия, где сидящий на стуле из дорогого черного дерева с резной высокой спинкой джентельмен, в цилиндре и с тростью, небрежно раскуривая сигару, вызывающе смотрел в объектив огромного, доисторического фотоаппарата на деревянной треноге и в глаза всех тех