Сорняк - Джузеппе Грассонелли

Вот как все происходило. Я прибегал в школу, взмыленный и уставший, и сразу же засыпал за партой. Учитель пытался разбудить меня подзатыльниками, но напрасно, я тотчас засыпал снова. В конце концов учитель сдавался и оставлял меня в покое. Я просыпался от звонка, означавшего конец уроков, и вот тогда-то начинался мой настоящий день.

Когда отец, рабочий автомобильного завода “Фиат”, трудился во вторую смену – с двух часов дня до десяти вечера, – мы обедали вместе, и, прежде чем отправиться на работу, он мучил меня таблицей умножения. Я получил столько тумаков из-за этой таблицы и вызубрил ее настолько хорошо, что учитель лишь руками разводил от изумления. Да, в преподавании отец оказался сильнее моего школьного учителя. Из-за подзатыльников я знал математику и географию лучше, чем одноклассники. При этом я почти всегда отсутствовал на уроках. Мне не нравилось сидеть и слушать. Я считал это пустой тратой времени.

“Я футболист, а не зубрила”, – подбадривал я себя.

В школе мы с товарищами чего только не вытворяли. Тащили все, что плохо лежало. Не потому, что нам нужны были все эти предметы, а из чистой любви к искусству.

Однажды напротив бакалейной лавки остановился фургончик с мороженым. Водитель вышел, открыл заднюю дверь, вытащил две коробки с мороженым и понес их в магазин. Мы с Тино переглянулись, без лишних слов запрыгнули в оставленный без присмотра фургончик и угнали его со всем содержимым.

Мы позвали приятелей и скрылись с добычей в полях за городом, чтобы объесться там мороженым до тошноты. Нас буквально выворачивало от количества съеденного мороженого. Зачем мы сделали эту глупость, осталось загадкой для нас самих. Едва ли мы сознавали, что серьезно вляпались. Такая кража и кража щенков – вовсе не одно и то же.

Родители мальчишек из нашего квартала провели тщательное дознание, пытаясь выяснить, чьи отпрыски участвовали в затее. Меня, Тино и Нелло дома чуть не прибили, но мы никого не заложили. Как всегда, нас предал Тото, примерный мальчик, который все рассказал своим папе и маме.

Боже, сколько затрещин я схлопотал в тот день от отца! Но это были пустяки. Гораздо хуже оказалось то, что моей семье и семьям моих приятелей пришлось платить мороженщику за украденный товар. У меня не хватало духу смотреть родным в глаза. Одна только мать пожалела меня. Она обнимала меня и, усадив к себе на колени, укачивала, как ребенка, и повторяла, что я, конечно же, не сделаю ничего подобного в будущем. Она была в этом уверена.

Моя мать, чудесная женщина! Я не помню, чтобы получил от нее хоть один подзатыльник. Каждый свой упрек она сопровождала доброй улыбкой. Всякий раз я обещал вести себя хорошо, исправиться. Но всякий раз спустя несколько дней я ввязывался в какую-нибудь дурную историю. Натерпелась она от меня.

Нас было с десяток. Чаще всего мы гоняли мяч во дворе, а иногда шли в центр городка, прогуливались по проспекту, цепляясь к каждому встречному.

Нашим врагом была банда из Вичинцеллы – другого квартала. А нас прозвали “индейцами”, потому что наш квартал был известен как Индейский.

Однажды мы искали вичинцельцев, которые побили одного из наших – Меме, и вдруг увидели двух карабинеров, стоявших возле своих мотоциклов. Те карабинеры показались нам, мальчишкам, настоящими великанами.

Пока мы шли своей дорогой, притворяясь невинными ангелочками, карабинеры смерили нас суровым и подозрительным взглядом.

Внезапно раздался грохот. Я обернулся и увидел мотоцикл карабинера. Я застыл как вкопанный, карабинер схватил меня и стал осыпать ударами. От его хватки я едва не задохнулся, к тому же второй карабинер стал ему помогать. Испугавшись не на шутку, я старался освободиться. Я не понимал, что происходит и за что меня бьют. Один из карабинеров сказал, что узнал меня, и требовал, чтобы я назвал свое имя. Я назвал вымышленное имя. Карабинер, таща меня за руку, подошел к рации, установленной на мотоцикле. Пока он что-то докладывал на центральную линию, мне удалось вывернуться и сбежать, скрывшись среди машин. Второй карабинер погнался за мной и врезался в один из автомобилей. Чудом все остались живы.

Я был потрясен. Мои уши горели, голова разрывалась от боли, а ослабевшие руки дрожали. Я бежал, не помня себя от страха. Я боялся, что карабинеры запомнили мое лицо. На этот раз отец с дедом точно прибили бы меня: это было по-настоящему серьезное происшествие.

Когда я добрался до своих друзей, то был все еще сбит с толку и напуган настолько, что они засмеялись, едва увидели меня. Я ничего не понимал. Они покатывались со смеху. Наконец один из приятелей все объяснил.

Случилось вот что: в тот момент, когда я обернулся, Тото пнул ногой мотоцикл карабинера.

Мой товарищ еще не закончил говорить, как я набросился на Тото, осыпая его тумаками. Да как он посмел сыграть со мной такую шутку? Теперь мальчишки будут насмехаться надо мной. Я надавал Тото столько затрещин, что ему, пожалуй, хватило на всю оставшуюся жизнь. Когда он пожаловался родителям, что я избил его, а те попытались отчитать меня, я послал их всех к дьяволу, пообещав, что Тото когда-нибудь получит от меня добавку. Я устал расплачиваться за его проделки. Учитывая, что мне и дальше придется за них расплачиваться, я решил высказать им все напрямик.

Однако тогда я раз и навсегда избавился от Тото. Мы с Тино Манчино и Нелло Гроссо договорились держаться подальше от Фимминедды. Каждый раз, когда он пытался подойти к нам, я колотил его, уклоняясь от поручения моих родителей, которые желали, чтобы я был рядом с Тото и защищал его.

В конце концов смирились и родители. Мы с друзьями перестали брать Тото с собой, не рассчитывая, что он когда-нибудь изменится и перестанет создавать нам проблемы. Даже сам Тото понял это и стал дни напролет корпеть дома над учебниками.

Прошел уже час с тех пор, как мы расставили ловушки. Тино, Нелло и я, затаившись, терпеливо ждали, когда щеглы попадутся в наши силки. Мы молчали и сидели не шелохнувшись, боясь спугнуть птиц. И вдруг увидели Виченцо Фитузо: он шел в нашу сторону. Виченцо был деревенским пастухом, который, похоже, никогда не мылся и ночевал вместе со своими овцами. Все брезговали подходить к его овчарне, которая казалась хуже свинарника.

Виченцо тащил большой джутовый мешок и лопату и с опаской поглядывал по сторонам.

Его поведение разожгло наше любопытство. Я поднес к глазам бинокль и увидел, что Фитузо расчистил от веток какой-то тайник и принялся копать землю. Мы застыли, наблюдая за ним и сгорая от нетерпения выведать, что происходит.

Винченцо продолжал копать, пока не извлек из ямы большой пластмассовый бидон. Он откупорил крышку и осторожно поместил внутрь мешок, вернул крышку на место и снова закопал бидон в том же месте, прикрыл землю ветками и пошел прочь, постоянно озираясь вокруг: не заметил ли его кто-нибудь. Когда пастух отошел достаточно далеко, мы вскочили и ринулись к тайнику. Мы раскопали его и с большим трудом вытащили бидон – он оказался тяжелым.

Ухватившись за крышку обеими руками я, поднатужившись, снял ее. Затем мы достали мешок и вытряхнули содержимое на землю: два обреза, пять револьверов, запас пуль и сумка, которую мы тотчас открыли. В сумке обнаружилась целая куча денег – по меньшей мере несколько миллионов лир. Мы были поражены. Сердце бешено колотилось.