Ливонская ловушка - Мик Зандис

Он уже предвкушал будущую встречу в родовом замке Гогенштауфенов. Когда-то Констанция с удовольствием принимала его в своем будуаре в качестве германского посланника при дворе ее покойного мужа, венгерского императора Имре. Ох и славные времена это были! Десять лет назад он и сам блистал среди фрейлин императрицы, и острая на язык красавица Констанция не раз жаловала его своим вниманием. Интересно, как складываются ее отношения с Фридрихом, который ей в сыновья годится. А вот старую дружбу с посланником она вполне может вспомнить. Да и ему теперь до конца жизни хватит чего рассказывать и царственным особам, и любому из их высокого окружения об удивительных путешествиях и о великих подвигах в далекой Ливонии, в которой он огнем и мечом помогал епископу Альберту нести язычникам слово Господне.

Во сне Фридрих за верную службу жаловал его сказочным поместьем и украшенной изумрудами золотой бляхой на толстой серебряной цепи. Рука невольно потянулась к груди, на которой должно было располагаться бесценное украшение, и не обманулась. Ладонь кольнуло ребрами драгоценного металла, и он привычно пригладил кончиками пальцев увесистый дар. Пусть и не будущего императора Фридриха, а лишь новоявленного рижского магистра графа Фольквина, к коему послан он был для инспекции и вспомоществования бесценными советами, но и этот дар стоил того. В прямом и переносном смысле. Не говоря уже о покоившемся в трюме сундучке со скупленным за гроши драгоценным янтарем. Пусть большая часть и не принадлежала ему лично, но недаром же сказано: «Блажен, кто воздаст тебе воздаяние…» Разве это не о таких, как он, посланниках великих мира сего, носителей добрых вестей и славных сокровищ?

Он поежился от порыва сырого ветра и огляделся. После выхода двух кораблей из крепости Дюнамюнде погода была великолепной. Светило теплое весеннее солнце, дул попутный ветер. Но во второй половине дня горизонт сначала подернулся дымкой, а потом и вовсе исчез вместе со вторым кораблем, перевозящим возвращающихся в Германию пилигримов. Ветер стих, море окутал плотный туман. Корабль покачивало на мерной зыби, отголоске недавнего шторма. Кажется, под это убаюкивающее покачивание он и заснул. Сейчас его окружала полная тьма, но туман рассеивался, и над головой проблеснула первая звезда. Теперь-то шкипер, нескладный, словно весь сложенный из углов, и седой как лунь Гюнтер, найдет наконец нужный путь.

Словно в ответ на его мысли, большой четырехугольный парус заполоскало, затем наполнило ветром, просмоленные веревки натянулись, и почти сразу с высоко поднятой над водой носовой части корабля донесся крик:

– Вижу огонь!

Всмотревшись, он и сам заметил пляшущее на не очень, очевидно, высоком берегу пламя. Наверное, группка рыбаков готовит на костре еду после удачного улова. «Пламя надежды, – подумал он, – надежды на то, что первый день этого утомительного путешествия можно завершить удобным ночлегом на земной тверди, без изнуряющего покачивания, от которого к горлу то и дело подступает противная тошнота. Да и вкусить свежей рыбки было бы неплохо. Пожалуй, эту возможность стоило обсудить со шкипером».

– Гюнтер! – позвал он в уверенности, что кто-то из бодрствующих моряков или меченосцев услышит его и отыщет шкипера, и долго ждать ему не пришлось.

– Здесь я. Что прикажите? – глуховатый, с хрипотцой голос прозвучал у самого уха, заставив барона вздрогнуть. При всей своей нескладности шкипер умудрялся перемещаться по палубе незримо и неслышно, как призрак.

– Огонь на берегу – это хорошо, – философски изрек барон. – Может, это наши пилигримы выбрались на берег и дают нам знак. А берег-то чей? Где мы сейчас?

– Точно не скажу. – Шкипер почесал узловатыми пальцами затылок, с тоской посмотрел в сторону все отчетливей зримого огня. – Вряд ли это наши. Что-то их корабля не видать. Да что в такой темноте разберешь? Кажется, по этому берегу ливы живут. О больших поселениях не слыхивал, а деревни малые встречаются.

– Ливы? – он еще раз огляделся. Туман почти полностью рассеялся, ветер крепчал. Если так пойдет и дальше, вполне может разыграться шторм. Куда от него спрятаться? Наверняка на втором корабле так и рассудили. Нашли себе убежище в устье речушки, которыми изобилуют здешние берега, и теперь пируют на тверди земной подобно тому, как недавно сам барон пировал в честь отъезда с магистром и его окружением, среди которого присутствовал и вождь ливов Каупо. Между тем вдалеке все отчетливей проступала темная полоска берега с призывно мерцающим огоньком. – Ливы нам союзники. Веди к огню.

Шкипер помялся, шмыгнул носом.

– Может, и союзники. Только про них разное говорят. Да и боязно в темноте как-то, лучше бы рассвета дождаться. Недолго осталось.

Барон с отвращением уставился на шкипера. Не только морские вояжи, но и самих мореплавателей он недолюбливал. На берегу любая воля магистра или комтура выполнялась мгновенно, без вредных размышлений. Сомнения в битве – верный путь к поражению. Любое неповиновение наказывалось строго. Сам берег моря от строящейся крепости Дюнамюнде и далее на запад, насколько глаз хватало, тянулся плавной песчаной полосой. По пути в Ливонию в конце прошлого лета они уже останавливались на ночлег на пустынном берегу. Не доходя до берега, корабль наткнулся на песчаную мель, на берег выбирались кто на легкой лодке, кто пешком по грудь в воде, но в тот жаркий летний день это было даже в удовольствие. А при выходе на берег он своими глазами увидел сверкающий солнечный камень – янтарь, внутри которого на века застыл жук с хищно раскинутыми клешнями. Тогда же шкипер объяснил, что кроме песчаных мелей на побережье опасаться нечего. Сойти с мели, имея дюжину крепких рук, и вовсе не проблема. Да что мель! Если и встретится им при высадке языческая, наполненная янтарем и не обращенная еще в истинную веру деревушка, чего бы им не совершить под занавес похода еще один славный ратный подвиг во имя Христа! Каждый из меченосцев уже имеет папскую буллу о прощении грехов, каждый с Божьей помощью может один противостоять десятку язычников, что и доказывали пилигримы за год рыцарского послушания неоднократно. Да и новые трофеи будут совсем не лишними.

Между тем шкипер, правильно истолковав взгляд барона, потупился виновато, склонил голову.

– Извиняйте, это я так, по глупости нашей, слова поперед мыслей выскакивают. Эй! – закричал он, повернувшись к кормчему. – Правь на огонь!

Попутный, в сторону берега ветер усилился, парус загудел, по борту заструилась быстрая вода. Стало прохладней. Барон плотней закутался в медвежью полость и прикрыл глаза в попытке вернуть приятные видения. Но вместо них перед глазами почему-то вставал последний набег на взбунтовавшееся поселение эстов и женщина с распоротым животом, из которого крохотными кулачками грозил похожий на самого дьявола не успевший еще родиться ребенок. Не открывая глаз, барон потянулся к вшитому прямо в нательную рубаху пергаменту, но нащупать всепрощающую папскую буллу не успел: корабль содрогнулся, словно схваченный гигантской рукой, заскрежетал с отчетливым треском проламываемого дерева, накренился так, что барон слетел с насиженного ложа, больно ударившись головой об основание мачты.