Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

толика лёгкой презрительности. Для расшифровки которой Герти не понадобилась бы энциклопедия всех видов человеческой презрительности.

Этот офицер, пропахший океаном и табаком, отлично сложенный, чувствующий себя как дома на скрипящей и обжигающей палубе, не мог испытывать иного чувства к племени деловодов — прикованных к печатным машинкам рабов пыльных контор. Он был слеплен совсем из другого теста, вероятно, из того, из которого выпекают дубовой твёрдости корабельные галеты. Если так, Герти на его фоне должен был выглядеть рассыпчатым пшеничным бисквитом.

Герти постарался незаметно расправить плечи и придать лицу несколько расслабленное выражение.

— Всё в порядке, нашествие деловодов на остров не причинит серьёзного вреда, — сказал он небрежно, — В конце концов, надо же чем-то платить за отсутствие малярии?

Офицер улыбнулся шутке, как улыбаются люди, многое время проведшие наедине с океаном, широко и открыто. Болтая с ним, Герти старался уверить себя, что вовсе не тянет время, отсрочивая тот момент, когда ему придётся ступить на узкую ленту трапа, подвязанную к борту подобно переломанной руке на повязке.

По трапу уже бежали матросы и портовые рабочие, тащили какие-то звенящие ящики и свёртки, сдавленно ругались, обмениваясь шутливыми тычками и замечаниями. Портовые краны неспешными стервятниками разворачивались, издавая отрывистые возгласы хриплыми железными голосами. Чайки хлопали крыльями над океанской гладью, напоминая ворох вытряхнутых с небес плохо выстиранных полотенец.

В порту кипела работа, оживлённая, полная звона, гомона и суеты. Работа, которая мгновенно поглотила всех присутствующих, но никак не затрагивала Гилберта Уинтерблоссома, обтекая его, как вода в ручье обтекает валун.

— И надолго вас сюда? — спросил офицер с необычным для постороннего человека участием.

Герти пожал плечами.

— Бессрочно. Вполне может быть, что я и состарюсь на этом острове.

— Во имя Святого Павла! Что в наше время надо натворить в метрополии, чтоб заработать подобную ссылку? — притворно испугался его собеседник.

— О, это не наказание. Я сам выбрал Новый Бангор в качестве места службы. Мне показалось, это отличный способ набраться новых впечатлений.

— На счёт впечатлений можете быть спокойны. Новый Бангор предоставит вам исчерпывающий список. В какой-то момент вы даже можете решить, что с избытком. Но неужели вам не тяжело было оставлять Лондон?

— Каждому плоду приходит время оторваться от ветки, — Герти попытался изобразить короткий вдохновенный жест, чему сильно помешал прижатый к боку увесистый саквояж, — Лондон, бесспорно, хорош, но весь свет на нём клином не сошёлся, верно?

— А семья? Вы уверены, что она переживёт долгую разлуку так же безболезненно? Впрочем, вы молоды и, должно быть, ещё не женаты.

Герти немного помрачнел. Он привык к тому, что выглядит излишне моложаво и терпеть не мог разговоров о своём возрасте.

— Так и есть, я холост.

— А родители? Друзья?

— С этой стороны я тоже избавлен от беспокойства. Я сирота.

Про друзей Герти не сказал ничего. По той простой причине, что считал себя не обременённым ими, как и семьёй. Были приятели-сослуживцы из лондонской канцелярии, были вчерашние сокурсники, были шапочные знакомые в различных министерствах и ведомствах, но назвать кого-то из них другом Герти, всегда сохранявший искренность перед самим собой, не смог бы.

Наблюдая с палубы корабля за суетливой жизнью, кипящей в Новом Бангоре, Герти с грустной усмешкой, не отразившейся, впрочем, на его лице, подумал о том, что в Полинезию он и в самом деле прибыл налегке, не отягощённый никакими семейными, родственными или дружескими связями.

«Это и замечательно, — подумал он, — Нелегко, должно быть, живётся людям, вынужденным тянуть на себе подобный багаж. Я же молод, свободен и лёгок, как пушинка, которую одним только дуновением ветра перебрасывает через океан, на другую сторону земного шара. Будь я прикреплён корнями к чахлой британской почве, едва ли подобная перемена обстановки далась мне так просто».

Видимо, его новый знакомый истолковал задумчивость Герти как подавленность и, отчасти, был прав.

— Ну, здесь вы не пропадёте, мистер, — сказал он, поправляя фуражку, — К слову, Новый Бангор отнюдь не край мира, каким, наверно, сейчас вам кажется. Это большой и современный город. Может, он уступает иным городам в метрополии, но, в то же время, немало из них способен заткнуть за пояс. Мельбурн, например, по сравнению с ним просто дыра. Много ли вы городов знаете в Англии, где есть метрополитен?

— Вы это серьёзно? Метрополитен? Тут?

— Настоящий. Двенадцать станций. Тринадцатую откроют через полгода.

— Потрясающе! — искренне сказал Герти, — Не думал, что технический прогресс добрался и до Океании.

— Уж он-то распространяется быстрее, чем грипп, — хмыкнул офицер, — На дворе, если вы не заметили, девяносто пятый год, а не какое-нибудь Средневековье. Здесь хватает всяких технических штучек, есть, на что посмотреть. Одних только локомобилей, кажется, несколько тысяч…

— Что вы говорите? Локомобили?

— А вы полагали, здесь все передвигаются на собачьих упряжках или чем-то в этом роде?

— Ну, готовясь к путешествию, я читал брошюры… Мм-м-м… «Нравы Полинезии» Спенсера и О'Коннора, «Тысяча островов» Блуминга…

— Используйте их на самокрутки, — посоветовал офицер, — За последние двадцать лет здесь всё здорово изменилось. Это уже не медвежий угол в Тихом океане, знаете ли. В одном только Новом Бангоре живёт триста тысяч душ, из которых не менее половины — подданные Её Величества.

— А остальные? — зачем-то спросил Герти.

Офицер пожал плечами.

— На острове можно найти больше народов, чем тараканов на камбузе «Мемфиды». Американцы, германцы, итальянцы, голландцы… Переселенцы, чиновники, фермеры, работники фабрик, торговые агенты, хозяева лавок, отставные военные… Новый Бангор за последние полвека приютил немало европейцев, сэр. Хватает также осси и киви[4], от этих больше хлопот, чем пользы, но, как правило, они безвредны как овцы. Но больше всего, понятно, полли.

— Полли?

— Полинезийцы, — пояснил офицер, — Здешние аборигены. Преимущественно из племени маори, но бывают всякие, от сомоанцев до таитян. Мы их всех называем полли. Славные ребята.

— Дикари? — уточнил Герти насторожённо, чем сразу заслужил насмешливый взгляд офицера.

— Ваши Спенсер с Блумингом, небось, считают их поголовно каннибалами?

— Н-ну… — пробормотал Герти неуверенно. Соответствующие абзацы в брошюре были давно обведены им чернильным карандашом, а на полях, похожие на зловещие копья дикарей, торчали восклицательные знаки.

— Это всё вздор, — решительно сказал офицер, — Просто… Уилкинс! Попробуй ещё раз уронить этот ящик, и я взыщу с тебя три шиллинга! Нет, сэр, каннибалов среди не больше, чем у нас в Палате лордов. Хотя, понятно, и среди них попадается всякий сброд… Как правило, они совершенно безобидны, хоть и простоваты. Не обижайте их. И, к слову, можете сразу учить маринглиш. Это здешняя жуткая смесь из маорийских и английских слов, повсеместно в ходу.

— Не уверен, что захочу изучать что-либо подобное.

— У вас будет время найти себе занятие по душе. В следующий раз «Мемфида» зайдёт в Новый Бангор только в январе. Думаю, мы с вами ещё свидимся и пропустим по стаканчику. В здешнем Шипси есть чудесные места, например, «Дубовая затычка»… Куда послать весточку при случае?