Принцесса из собачьей будки - Елизавета Ланская

— Ну что, пришла в себя? — поинтересовался Сергей, пристраиваясь на матрасе рядышком, — ты это, извини меня. Ну, взбесился я, не выдержала рука, сорвалась, а тут ты попалась. На литр достать не удалось сегодня, понимаешь? — Мужчина замолчал. Посмотрел на Оксану. Она прислонилась к батарее, подобрала ноги под себя. Глаз не поднимала. Смотрелась малышка такой беспомощной и маленькой, что даже его сердце екнуло. Может быть, поэтому потянуло отца семейства на откровенность.

— Дочь, понимаешь, так навалилось все?! Ты, конечно, мала еще, но я скажу. Хотел ведь я по молодости инженером стать, а не поступил в институт, мозгов не хватило. Потом вот в армию пошел, а там жизнь совсем другая оказалась, сломала многих. Меня бы не сломала, да узнал я, что девушка, любимая моя не дождалась меня. Вернулся с армии и бухать по страшному стал, а там и Вера подвернулась, мамка твоя. Ну и завертелось-закрутилось. Дети… Честно, не знаю, мои ли сыновья на самом деле?.. Верка-сучка, гулящая ведь, — при этих словах Оксана вопросительно посмотрела на папу, словно не понимая, а он только отмахнулся. — Аа, да что я тут говорю, тебе разве объяснить?! В общем, горько мне, ой как горько! И ты, дочь моя единственная, такие пакости делаешь!.. Как тут тебя не бить, скажи на милость?

Прозвучало последнее замечание не то как угроза, не то как шутка. Впрочем, давно уже Сергей что шутил, что угрожал — все едино. Душещипательные откровения его иссякли, это Оксана поняла по взгляду, который снова превратился в пустошь, словно выжженную парами алкоголя как в природе иссыхает земля от зноя. Вера Павловна позвала мужа, бурча, мол, приделал бы хоть ножку к табурету, а то дело ли — стул на трех ножках стоит, качается, того и гляди рухнешь!

— Ты и так стукнутая хорошо уже, — зычно захохотав, заметил отец.

— Конечно, стукнутая! Кулаком твоим пудовым! — отозвалась жена, суетившаяся у стола.

Оксана смотрела, как она принарядилась — отерла грязные пятна со старой дырявой юбки, цвет которой было трудно определить, но что-то между коричневым и бордовым, причесала волосы, сальные от грязи, подвязала их в хвост какой-то веревочкой. Все это было знакомо — к родителям придут гости. Тоже алкаши. Но уж пусть лучше придут. При них хоть папа не станет руки распускать. Удивляло девочку одно — как так случается, что чужие люди добрее относятся, чем свои родные. Странно это. Может и не родня они ей вовсе?.. Вот бы скрыться от них, убежать куда глаза глядят. Только шестилетней малышке духу не хватало, потому что не знала куда идти. Старшие братья — Мишка и Костя — хоть и жили в другом доме у бабушки, но тоже не очень хорошо жили. Занимались какими-то непонятными делами, а перед Оксаной все хвастали только, мол, вот какие мы самостоятельные, какие деловые. Туда идти — тоже не вариант, опять причитать бабуля станет, как же тяжко ей живется, какие же внуки непутевые ей достались, и так по накатанной. Только намерения Оксаны резко изменились, когда к маме с папой пришли «друзья» по увлечениям, которым была бутылка водки или другого пойла. Всех этих людей девочка знала в лицо, а вернее даже в морду, потому что они так упивались, что отличить их можно было, пожалуй, только по храпу. Он-то, что ни говори, был не похож один на другой, так что когда храпел, скажем, дядя Петя, это было похоже на рев ракетного двигателя, а если храпеть принималась тетя Маша, здесь уже казалось, что сломанная газонокосилка тарахтит. Конечно, глупости все это, но такими вот фантазиями развлекалась Оксана, потому что играть особо было не с кем, если не считать пары-тройки пришедших на день рождения друзей. А может к кому из них податься? Может, кто пустит? У Иринки мама вроде ничего такая, добрая, блинчики вкусные печет с вареньем ежевичным. Или к Петьке? Он хоть мальчик и задиристый, но не обидит по-настоящему, в обиду не даст. Эти ребята были, пожалуй, единственным Оксаниным богатством, и уже в свои шесть она знала, что если есть у тебя друзья, то с любыми проблемами справиться легче.

Тем временем друзья родителей расслаблялись все больше, а это грозило новой порцией проблем и в первую очередь — для Оксаны. Вот уже дядя Коля приближается неуверенной походкой к девочке, плюхается на матрас.

— Ну что, красавица?! Сидим-скучаем? Как дела твои?

Оксана молчала, надула щеки. Ей хотелось зажать рот и нос, чтобы не чувствовать запаха изо рта, которым на нее дышали, казалось, что еще секунда — и кислород кончится вокруг, а останется только запах перегара.

— Ууу, какие мы сегодня серьезные, не хотим с дядей Колей пообщаться! — гость не унимался. Он уже придвинулся поближе к девочке, так что они оказались плечом к плечу друг с другом. — Сейчас научу тебя культурному обращению!

Мужчина грузно повернулся лицом к девочке, положил свою большую руку с грязными ладонями и ногтями ей на коленки. Рука оказалась очень тяжелой, давила. Дядя Коля придвинулся еще. Взгляд его заплывших от алкоголя глаз скользнул в сторону стола. А там чокались, произносили нелепые тосты, хохотали над дурацкими шутками, соревнуясь в остроумии. Ясно, никому не интересно было, что происходит на матрасе.

А там мужчина уже дал волю своей руке. Девочке это было неприятно, больно, но она не отстранилась, потому что боялась. Терпела. Терпение одно складывала со вторым, еще с одним и еще, и еще… наконец, когда число терпений дошло до десяти (Оксана умела считать только до этой цифры), терпеть стало невыносимо. Девочка вскочила на ноги и, с трудом вырвавшись из рук пьяного собутыльника отца, выскочила на улицу и, рыдая навзрыд, побежала куда глаза глядят. Перед глазами все расплывалось, все было как в тумане.

Алевтина Викторовна смотрела во все глаза на нечто непонятное, шевелящееся на стуле перед кроватью. Рассмотреть и сказать, что это такое, сложно, потому что в комнате не горит свет. А почему он не горит, ведь окна зашторены? Сквозь них пробивается полоска света. Можно понять, что на улице день. Но ведь это значит, что нужды в свете электрическом нет. Тогда как рассеять темноту? Чехарда какая-то.

После сомнений и раздумий, длящихся еще минут пять, Алевтина Викторовна решается все-таки щелкнуть кнопочкой включения настольной лампы и рассмотреть получше непонятный предмет. Можно было бы, конечно, проигнорировать его, но так он надоел своим «тук-тук-тук», что голова уже пухнет.

Пока рука тянулась к заветному выключателю, голова лихорадочно соображала, что может находиться на стуле и стучать. Может бомбу подбросили? А что, такие как Костик и Миша могут, хоть и дети. Не посмотрят, что старая и немощная, укокошат бабку и глазом не моргнут! А потом и домом завладеют! Если есть такое желание, то взрывное устройство смастерить — невелика премудрость, это можно сделать в два счета. Устав гадать, женщина в нетерпении зажгла свет.

Небольшой полукруг искусственного солнца осветил часть комнаты, но не ту, которая волновала особенно Алевтину Викторовну. Чтобы исправить эту досадную неприятность морщинистые руки женщины с плотными голубыми канатиками вен, направили лампу прямо на стул, дабы выхватить из лап полумрака причину собственного беспокойства. Однако когда таинственный предмет осветился, спокойнее не стало. Старческие глаза сумели отличить только нечто бесформенное, словно желе. Оно также подрагивало и вместе с тем то вздымалось, то опускалось, производя свое «тук-тук» при этом. Не веря увиденному, Алевтина Викторовна, с досадой, недовольно потянулась за очками, которые лежали под подушкой. И пока правая рука щупала очки на постели, левая тянулась за предметом. Вот уж по правде получилось, что одна рука не знала, чем занимается другая. Когда они встретились, чтобы разгадать загадку, очки уселись на носу, а ладони чувствовали скользкость и вместе с тем тепло предмета, Алевтина Викторовна смогла посмотреть на это чудо природы.