Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе - Ефим Борисович Черняк

миллионов Христос был богочеловеком. Даже в новое время люди, порвавшие с религией, считали его воплощением нравственного идеала, апостолом высшей морали, поборником социальной справедливости. Противоречивость евангельского мифа позволяла находить в поступках Иисуса и непротивление злу, и гневное осуждение богатых и праздных, призыв к сопротивлению великим мира сего, и требование покорности им, ибо нет на земле иной власти, чем от бога. Процесс Иисуса был в глазах верующих судом над сыном божьим. Кивая на это, один английский автор прошлого века писал, что распятие Христа имело, мол, ни с чем не сравнимое значение и что, следовательно, узловое событие «в истории человечества имело вид судебного процесса».

Уже в первые века христианства существовали различные версии легенды о «суде Пилата». В канонических евангелиях Пилат рисуется заботящимся лишь о поддержании порядка и вполне равнодушным к судьбе мятежного проповедника, хотя и не считающим себя виновным в его казни. Позднее, когда стал намечаться союз христианской церкви с Римской империей, возникло стремление к полному обелению роли Пилата. Ему приписали фальшивое письмо императору Клавдию, в котором подчеркивается, что римские легионеры, которые несли караул во время казни Иисуса, не допустили потом сокрытия правды о воскресении Христа[1]. Существуют легенды о суровом наказании Пилата в Риме при императорах Калигуле или Нероне, о ссылке бывшего прокуратора в Галлию, а также о его обращении в христианство. Коптская церковь чтит Пилата как святого. Любопытно, что мусульманская традиция тоже приписывала Пилату рьяное стремление спасти невинную жертву[2].

История суда над Христом, как и другие евангельские повествования, веками была сюжетом, в который облекали поучения и надежды, политические симпатии и антипатии. Им увлекались великие художники Ренессанса и крупнейшие писатели в разных странах мира. Он являлся предметом научных изысканий, апологетических трактатов, оригинальных гипотез и рассчитанных на сенсацию фантазий. Столетиями люди видели в процессе Иисуса воплощение земной неправды, однако являвшейся лишь прологом к небесному правосудию. Суд над Иисусом рассматривался как столкновение новой веры с догматическим иудаизмом и язычеством, как спор великой истины, вечной правды со своекорыстием, эгоизмом и равнодушием, как воплощение религиозной нетерпимости и как осуществление предначертанного божественным провидением, как столкновение имперского Рима и его непокорной провинции, как схватка фанатизма и свободы мысли, узких административных интересов и гуманизма. А разве не характерно, например, что даже в ханжески религиозной викторианской Англии прошлого века нашелся автор, Д. Ф. Стефен, так писавший об этом процессе: «Был ли Пилат прав, когда распял Христа? Я отвечаю на это, что главной обязанностью Пилата было заботиться о сохранении мира в Палестине, составить возможно лучшее понятие о следствиях, нужных для этой цели, и действовать сообразно с этим понятием, когда оно было составлено. Поэтому он был прав, если добросовестно и на разумных основаниях уверовал в то, что его образ действий был необходим для сохранения спокойствия в Палестине, и был прав в той мере, в какой был уверен в этом»[3]. «Прокуратор Иудеи» А. Франса, роман об историке Иосифе Флавии Л. Фейхтвангера, «Мастер и Маргарита» М. Булгакова — это лишь немногие из произведений, вошедших в литературную классику уже XX в., в которых получил новое освещение суд Пилата.

В истолковании процесса Иисуса немалую роль сыграла так называемая мифологическая школа, одно время преобладавшая в научной критике Нового завета. Для историков этой школы Пилат первоначально был лишь персонажем астральной легенды, в которой небесные тела, звезды и планеты представали в облике живых существ — копейщиком («pilatus»), убивающим копьем висящего на кресте — на Млечном Пути — Христа. Позднее, по мнению историков этой школы, произошло отождествление астрального Пилата с римским наместником в Палестине[4]. Такой же астральной легендой, по мнению сторонников мифологической школы, являлось и предательство Иуды, вне которой оно становилось вообще непонятным, — вспомним, что сам Христос в евангельском рассказе как бы торопит Иуду идти с доносом, и другие подобные же несообразности.

За века накопилось множество объяснений непонятного поведения Иуды. Если он почитал Иисуса за бога, зачем предал? А если не почитал, откуда позднее раскаяние, о котором рассказывают христианские легенды? Не был ли акт предательства средством, с помощью которого Иуда помог осуществлению миссии Христа? Гете предполагал написать произведение на библейскую тему, в котором Иуда предает Христа, чтобы спровоцировать восстание его последователей против установленных властей[5]. В других случаях подоплекой изображения Иуды бунтарем было обвинение консервативным лагерем революционеров в использовании аморальных средств. У Леонида Андреева такое изображение стало обоснованием отхода интеллигенции от революции. В его «Иуде Искариоте» выражена идея извечности зла и распада, с помощью которых только и могут пробить себе дорогу истина и жизнь. А у М. Булгакова предательство совершает молодой горбоносый красавец с аккуратно подстриженной бородкой, в праздничной одежде и новеньких скрипящих сандалиях, мечтающий стать любовником живущей неподалеку опытной обольстительницы.

В нашу эпоху в евангельском повествовании пытались найти аналогии со жгучими вопросами патриотизма, верности или измены своему народу, которые с небывалой остротой были поставлены в годы второй мировой войны. Недаром защитник французских коллаборационистов известный адвокат Ж. Изорви после опуса, озаглавленного «Петэн спас Францию», издал в 1967 г. в Париже книгу под названием «Подлинный процесс Иисуса». Ж. Изорни особенно подчеркивает, что «Иисус не был патриотом». Евангелия повествуют, что после ареста Иисуса его ученики разбежались. Петр трижды отрекся от учителя. Ж. Изорни философски замечал в этой связи: «Оба они (Иуда и Петр. — Е. Ч.) предали Христа. Иуда проклят, Петр стал опорой и главой церкви… Чудесное возвышение Петра ввергает нас в бездну размышлений о том, сколь мало влияет вина на судьбу человека»[6]. Для оправдания Иуды ссылались даже на то, что он донес на Христа как «коллаборациониста»…

В последние годы на Западе суду над Иисусом посвящено немало книг[7], в которых молчаливо игнорируется легендарность процесса. С. Брэндон в книгах «Иисус и зелоты» (1967 г.) и «Процесс Иисуса из Назарета» (1968 г.) считает, что евангелия сознательно скрыли близость Христа к секте зелотов, непримиримо боровшихся против иноземного владычества, и что он был казнен как мятежник, выступивший против римской власти[8]. X. Мэккоби, автор еще одной новейшей работы, рассматривающей суд над Иисусом, также рисует мифического основателя христианства в виде одного из руководителей «Движения сопротивления» против римской власти (этот сознательный анахронизм в использовании понятий лишь подчеркивает отнюдь не академические цели таких исследований). Мэккоби обращает внимание на то, что Варавва — «разбойник», которого, если верить Евангелию, Пилат помиловал вместо Иисуса, — тоже носил имя Иисус. Но в раннехристианской литературе было сочтено