После долгих дней - Светлана Еремеева

Вокруг храма был разбит прекрасный сад, так похожий на Сад земных наслаждений, в котором праведники Босха предаются беззаботным играм. Стена, окружавшая сад и зиккурат, в нескольких местах имела продолговатые прямоугольные отверстия, через которые жителям Меде по большим культовым праздникам позволяли любоваться деревьями и цветами. Растения, высаженные в этом саду, поражали воображение: благоухали миндальные и гранатовые деревья, ровными линиями пробивались из-под земли фиалки, тимьян и незабудки, зеленели кусты малины и шиповника. Посещать сад (или внутренний двор), то есть заходить за стену перед зиккуратом, было строго запрещено, территория охранялась армией верховного жреца или энси. Рано утром люди в белых, золотистых, голубых туниках, перетянутых широкими поясами, подходили к высокой стене перед садом. Шепот перелетал от яблони к сливе, от пальмы к алыче, но медейцы не разговаривали друг с другом, они читали молитвы, направленные к небесам.

В неблагоприятном для флоры засушливом климате Шумера простые люди были плохо знакомы с другими растениями, кроме финиковой пальмы, небольшого числа плодовых деревьев, тростника, тамариска и еще некоторых самых незатейливых видов, в первую очередь водяных, которыми у берегов покрывался Тигр. Однако Меде был одним из немногих городов в Шумере, где перед особо богатыми домами или во внутренних двориках этих домов разводили сады, по-видимому, в подражание саду вокруг Башни Магов, усаженному диковинными образцами, привезенными по заказу жрецов тамкарами[9] или шамаллумами[10] из далеких земель. Ведь о вертограде вокруг зиккурата буквально ходили легенды. Одни якобы видели там волшебное дерево все в цвету, другие – замечали в густой траве жемчужные, ярко-красные и голубые цветы. Образ сада, в который никто никогда не входил, кроме жреца-энси и храмового садовника, обрастал небылицами и стал для жителей Меде чем-то вроде Эдема, таинственным миром, в который после смерти попадают живущие в Шумере праведники, все же остальные, как один, отправляются в ад – пустынное пространство между землей и первозданным океаном, населенное тенями умерших и демонов.

Внизу, под холмом, на котором стояла Башня Магов, был расположен сам Меде. Плоские крыши домов с квадратными отверстиями, которые освещали внутренний дворик, а также комнаты, часто лишенные окон, казались сверху четкими прямоугольниками, расположенными по кругу, они как будто окольцовывали храм, четко, продуманно, без лишних вычурных деталей. Меде не был таким же крупным городом, как Киш, Шуруппак, Ур, Урук или Лагаш (в нем, например, отсутствовал второй, или внешний, город), и славился только своим зиккуратом, где заседали самые влиятельные в Северо-Восточной Месопотамии дильмунские жрецы-мыслители.

Богатые дворцы тамкаров и тех, кого называли «большими людьми», украшенные колоннами, статуями и роскошными стенами с культовыми орнаментами, стояли особняком от едва заметных построек из камышовых прутьев, самых старых и бедных домов в этой местности.

Меде, как и все города в Шумере, был обнесен толстой двухэтажной стеной с узенькими окошечками, по которой перемещались охрана, а также люди, приближенные к верховному жрецу Меде. У самых городских ворот располагалась базарная площадь с множеством глиняных сосудов, в которых хранились товары, с повозками, волами, быками, с пестрой шумной толпой продавцов и покупателей. Базар не был простым местом торговли. Там можно было услышать рассказы о далеких странах, посплетничать о соседях. На базаре решали свои дела ростовщики, выдавали ссуды под ценный залог.

По ту сторону ворот, на берегу Тигра, располагался порт с плотами из кожаных мешков и парусными лодками у причала, носы лодок были вздернуты, как рога коз или клювы птиц. На пристань рабы сгружали товары, ровными горками складывали камень и бревна. По правую и левую сторону от ворот тянулись две дороги, уходящие вдоль реки, – налево до Ларака и направо до Акшака. Намного позднее, во времена Ассурбанипала и Навуходоносора, эта небольшая дорога стала частью оживленного торгового тракта, «царской дороги», тянувшейся от Сард к Ниневии до Суз, во всю протяженность которой располагались так называемые царские дома, то есть города, где путешественники и торговцы могли найти себе ночлег. С другой стороны Меде еще одна дорога вела сначала в поля, затем, глубже, на север нынешнего Ирака, к красно-охровому предгорью и горной цепи Загроса, которая не была видна в самом Меде, и на телеге, запряженной быками, до гор было часов восемь езды. По этой желтой, съеденной солнцем дороге каждый день в сторону полей уходили рабы-пахари, рабыни – сборщицы урожая и надсмотрщики, пастухи гнали стада овец и коз ближе к предгорью Загроса. В том направлении, ближе к горам, были расположены пшеничные, ячменные и виноградные поля.

Если бы не торговцы, которые приезжали по дороге или приплывали в Меде по Тигру на лодках из Сиппара, Ларака, Акшака, Эшнунна, жизнь в этом маленьком городе не текла бы так размеренно и беззаботно. Тамкары, то есть купцы, привозили в город металлы, дерево, шерсть, пряности, благовонные травы, а увозили с собой бронзовые, золотые, серебряные украшения, речной жемчуг, мыло из смолы и трав, глиняную посуду, семена редких цветов и саженцы деревьев, корицу, фимиам, мир, ладан, вино, елей, муку, пшеницу. Все это давало возможность выживать местным ремесленникам и приносило немало доходов в храмовый амбар.

В Меде, как и в других городах Шумера, в допотопный период развитие ремесел достигло уже высокого уровня. Прежде всего, развивалось металлургическое производство. Мастера в Шумере владели методами литья, клепки, паяния. Из меди изготовляли различные орудия труда и оружие. Из золота и серебра мастера создавали ювелирные украшения с применением техники филиграни и зерни, а также сосуды и светильники. Мастерили в Шумере колесницы, повозки, мебель, лодки, музыкальные инструменты. Из льна и шерсти производили ткань.

В Меде, как и в других номах Шумера, развивались рабовладельческие отношения. Основным источником рабства в Шумере была война. В Меде не было своей армии (Золотой зиккурат охраняла специальная стража, обученная дильмунскими жрецами), поэтому местные тамкары покупали рабов на рынках Шумера и привозили их из других городов. Учитывали возраст, количество, пол пленников, наличие у них детей. Рабов клеймили, надевали на них колодки. Работали они под контролем надзирателей. Рабыни трудились в качестве ткачих, прядильщиц, терщиц зерна, работали на кухнях и скотных дворах. Рабовмужчин использовали как землекопов, носильщиков, садовников. В храмах рабов задействовали не только на тяжелых работах, но и в культовых церемониях, например в качестве певчих.

Кроме рабов в Меде использовали подневольных работников: разорившихся и лишившихся наделов общинников, младших членов бедных семей, лиц, отданных в храмы в результате обетов, пришельцев из других общин, наконец, преступников.

Рабовладельцы составляли верхушку шумерского общества. К ним принадлежали родовая знать, верховные жрецы, представители администрации, образующие служилую знать. Все они обладали крупными участками земли, десятками рабов и подневольных работников.