После долгих дней - Светлана Еремеева

– Это здесь.

– Ты не ошибаешься? – спросил один из пришельцев.

– Нет. Это здесь.

Один из неизвестных, по-видимому главный, подошел к тому месту, на которое указала женщина в черном. Он поднял руки и развел их в стороны, направляя ладони к земле. Послышался треск, земля начала медленно расползаться, из-под сухой глинистой почвы показалась черная зияющая трещина. Над поверхностью поднялся еле заметный белый пар. Незнакомец еще раз развел руки, и трещина стала шире. Внизу, под землей, показалась золотая кладка, та самая, которую полгода назад раскопали Александр и Жак Виктуар.

– Да. Он здесь.

Мужчины в черных одеждах стояли неподвижно, не произнося ни слова. Затем из их ряда вышел невысокий человек, из-под гутры мерцали мутные голубые глаза. Он подошел к самой трещине, протянул руку и бросил в расщелину несколько кусочков золота, рубины и цирконы.

– Ты выполнил свой долг, – сказал тот, кто раздвинул землю и позволил всем увидеть фрагмент Золотого зиккурата. – Продолжай исполнять его. Золотой зиккурат не должен попасть в руки людей. Это наша обязанность. Мы должны сделать все, чтобы сберечь это место от людского любопытства.

– Да. Ваше поручение будет исполняться неукоснительно.

Главный из пришельцев провел руками в обратную сторону, сомкнул ладони, и земля закрыла свои недра, на сухой поверхности не осталось ничего, что могло бы выдать присутствие зиккурата.

– Мы смогли обмануть этого француза. Он убежден, что зиккурат уничтожен ударом бомбы, что фрагменты фасада зиккурата пропали навсегда. Но радоваться рано. Он пишет книгу по расшифровке рукописи сына Великого жреца Меде. Нужно, чтобы ни одно издательство не опубликовало эту рукопись. Нужно также сделать все, чтобы археолог никогда больше не вернулся в Сорбонну и не продолжил свои раскопки.

Из ряда пришельцев вышел еще один человек:

– Да, я сделаю все, что от меня требуется.

– Я должен быть уверен, в том, что Золотому зиккурату ничего не угрожает. Ни один георадар не должен сканировать его месторасположение. Ни один металлоискатель не должен выдать его. Многие тысячелетия он покоился под землей вместе со злосчастной рукописью Хоседа. Никто не догадывался о его существовании, пока не возник этот одержимый археолог. Этот француз должен навсегда забыть об Ираке, о мухафазе Багдада, о Меде. Его нужно превратить в посмешище, его нужно растоптать. Чтобы ни один университет, ни одно издательство не захотело отныне сотрудничать с этим смертным!

– Я сделаю это. Не беспокойтесь.

– А Ирак должен на долгие годы стать зоной отчуждения, преисподней на земле! Пусть боги ада, Эрра, Месламтаэа, Ниназу, Гирра, поселятся здесь и охраняют Золотой зиккурат. Мы не можем ежедневно опасаться людей, ежедневно содрогаться при мысли о зиккурате. Люди и аннунаки понесли страшное наказание из-за этого золота. Теперь мы должны защитить их память от забвения и несправедливости. Ничто не должно тревожить ту жертву, которую они принесли. Каждый, кто посягнет на эту тайну, будет уничтожен.

Сказав это, главный повернулся и пошел обратно в сторону дороги, мужчины в черном молча последовали за ним. Они опять проходили мимо палаточных каркасов, напоминавших о канувшей в небытие экспедиции. Кругом летали обрывки документов, валялись стека, ручки, карандаши, кисточки, лопатки. Солнце беспощадно пекло, разъедая желто-оранжевую почву, на многие километры простиралась пустыня, вокруг не было ни души, все вымерло в страшном Треугольнике смерти. Где-то вдали раздавались выстрелы, Тигр нес в своем потоке обрывки одежды, пластиковые бутылки, картонные упаковки. В мухафазе Багдада царил хаос, превративший когда-то цветущий край в преддверие ада, полнившееся болью и страданием.

Мужчины в черном не спеша сели в свои джипы и медленно заскользили в сторону Багдада. К колесу одной из машин прилип листок грязной скомканной бумаги. Листок с минуту повисел на колесе и, отлетев в сторону, упал на потрескавшуюся землю. Так он и лежал на обочине, покрытый пылью. Мимо пробегали бродячие собаки, проползали пауки и змеи. Птицы садились рядом, чистили крылья, клевали что-то съедобное с темно-охровой земли, потом взлетали в темно-синие небеса. Спустя час или два этот листок подняли два черноволосых мальчика, дети бедных крестьян из соседней деревни, которые шли по пустынной дороге с целью найти какое-нибудь пропитание. Мальчишки улыбались, тщетно всматриваясь в написанное, не в силах прочитать текст на непонятном языке. Помимо слов на листе были какие-то рисунки и знаки, напоминающие те, что ребята видели на старинных стенах одного из древних храмов недалеко от своей деревни. Повертев листок, мальчуганы сложили его – на всякий случай, как это бывает в детстве, когда находишь что-то необычное, – положили эту диковину в сумку из льняной ткани и унесли с собой. Это была первая страница рукописи, которую когда-то начинал писать в этом лагере Александр Телищев-Ферье. Строки были написаны мелким почерком, почти все слова перечеркнуты, над стертыми строками виднелись исправленные, едва разборчивые слова:

«Задолго до строительства башни Этеменанки в Вавилоне, когда в шумерском городе Шуруппак, расположенном на берегу Евфрата, согласно Эпосу о Гильгамеше, правил девятый из его могущественных додинастических царей, сын Убар-Туту, которого изобретатели клинописи именовали Зиудзудду, нашедшим жизнь после долгих дней, где-то на левом берегу Тигра, между Акшаком и Лараком, на северо-востоке Месопотамии, был расположен маленький город, настолько небольшой, что ни на одной археологической карте никогда не обозначался. Только однажды якобы Леонард Вулли упомянул о нем в своем дневнике как о предположении, призрачной догадке, что город этот, по свидетельствам древних торговцев, должен был находиться там в XXX веке до н. э., после чего судьба его не ясна, как судьба многих земных Атлантид, на поиски которых некоторые археологи тратят целые жизни».