После долгих дней - Светлана Еремеева

Меде спал глубоким сном, когда на дороге, тянувшейся по берегу Тигра, показалась повозка, запряженная волами. Медленно, тяжело трещали деревянные колеса, вздрагивал пыльный балдахин, сонный возница, громко зевая, лениво опускал палку на спины волов. Когда усталые животные остановились у деревянных ворот города, из повозки выпрыгнул невысокий, но хорошо сложенный человек, возможно египтянин. Голова незнакомца была обмотана полосатым немесом[18], а одет он был в длинную набедренную повязку схенти, закрепленную на бедрах широким тканым поясом с затейливыми узорами в виде скарабеев. Плечи грудь незнакомца покрывал широкий кожаный воротник, поверх которого красовалось роскошное ожерелье из золотых фигурок птиц, скарабеев и рыб. На руках были надеты широкие золотые браслеты. Он быстро подошел к военному, вышедшему навстречу; после недолгих объяснений двери города с грохотом открылись, и повозка въехала на базарную площадь. Человек в немесе и схенти шел рядом с волами и с интересом разглядывал незатейливые городские постройки. Вдали он видел огромный дворец, в котором в столь ранний час спал Верховный жрец Энмешарр. Еще дальше проступали очертания высоченной Башни Магов, воздух был пропитан елеем и миррой, пахло миндалем, кругом росли финиковые пальмы. Человек в сопровождении повозки не спеша приближался к зданию постоялого двора. На стук вышел хозяин и стал помогать вознице сгружать вещи, египтянин подошел к повозке, одернув балдахин, подал руку таинственному пассажиру, завернутому наглухо в черный тонкий плащ, под которым был едва заметен серебристый сарафан-калазирис. По хрупкости этого силуэта можно было предположить, что из повозки вышла молодая женщина. Голову незнакомки покрывал массивный черный парик из растительных волокон, перевитых золотыми нитями. Женщина направилась вслед за египтянином к распахнутым дверям постоялого двора. Оба молчали. Спутница путешественника вела привязанное к ее руке веревкой животное, похожее на леопарда или рысь. Животное вело себя тихо, покорно и, мягко ступая, шло рядом со своей хозяйкой. Женщина, такая же гибкая, изящная, как ее питомец, неторопливо скользила по пыльной дорожке, ведущей к зданию гостиницы. Ни лица, ни волос, ни кожи не было видно под одеждой.

Египтянин и его спутница вошли в здание гостиницы, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж, прошли в комнату, отделенную от коридора плотной камышовой стеной. Когда египтянин спустился, чтобы рассчитаться с хозяином, ему пришлось ответить на несколько формальных вопросов. К удивлению хозяина двора, египтянин говорил на чистом шумерском языке:

– Мы артисты из Киша. Будем выступать на базарной площади, потом поедем в Акшак.

– Ваше имя, имя вашей спутницы?

– Мое имя Бел, а имя моей спутницы – Апсу. С нами приехало животное, которое помогает моей спутнице делать предсказания. Прошу также устроить нашего слугу.

– Хорошо. Какое представление будете показывать? – Потоп…

Хозяин содрогнулся и с опаской взглянул на постояльца. Палочка застыла над глиняной дощечкой.

– Мистерия называется «Потоп». Посвящена осеннему разливу Тигра, – артист улыбнулся.

– Хорошо. Больше вопросов нет, – хозяин отложил мягкую глиняную дощечку и острую палочку. – Прошу держать ваше животное на привязи. И напоминаю, никаких собак в гостинице я не потерплю.

– Нам это известно. Собак с нами нет.

– Что желаете на завтрак? Обычно мы подаем лепешки из фиников, финиковую кашу, фрукты, молоко, сыр.

– Что обычно подаете, то и мы съедим, – ответил артист.

Оглянувшись по сторонам, бросив беглый взгляд на столы и скамьи, на узкие проемы в стене, заменяющие в ту далекую эпоху в домах Месопотамии окна[19], через которые едва виднелись луна и темные здания ночного города, незнакомец заспешил наверх, на удивление легко ступая по старым скрипучим ступеням лестницы, казалось, летя над ними, как привидение.

Успех Александра, ставшего к двадцати восьми годам доктором археологии и одним из самых перспективных ученых факультета, не у всех вызывал восторг. Лишь два человека радовались его достижениям искренне. Мама Александра верила в уникальные способности сына еще с того дня, когда маленьким мальчиком, за руку с ней, он переступил порог Каруселя. Женщина собирала все публикации, которые выходили под его именем, а в последнее время и о нем. Она знала, что однажды ее сын станет великим ученым. И этот день так неожиданно быстро наступил.

Второй человек, который ни на минуту не сомневался в способностях Александра, был Пьер Пиош. Старик был счастлив, что его ученик не просто продолжил дело его жизни, а довел его до логического конца. Более того, раскопав дощечки и ознакомившись с их содержанием, Александр поделился с Пиошем своими мыслями о намерении найти зиккурат, возведенный посреди шумерского города Меде. Эта мысль казалась безумной, но старик, опьяненный успехом, заразился этим безумием, с каждым днем все глубже погружаясь в детали проекта предстоящих грандиозных раскопок.

Среди коллег Александра, напротив, были в основном скептики, не разделявшие восторгов Пиоша, а также откровенные завистники и враги молодого ученого. Поиск не всегда дает возможность найти желаемое. Многие исследователи жизнь положили на то, чтобы украсить полки городских музеев стандартными ювелирными украшениями, многочисленными наконечниками стрел и копий, надгробными плитами, посудой, фрагментами жилищ. И все эти артефакты – при всей своей древности – лишь повторяли сделанные задолго до них такие же находки – того же периода, того же культурного слоя, той же этнической группы, тех же давно раскопанных городов. Александру же было суждено отыскать легенду, и это не давало покоя многим его коллегам, а у некоторых вызывало непримиримую, усиливающуюся с годами ненависть.

Среди откровенных врагов Александра был выходец из бывшего СССР Павел Черняков, ненавидевший Александра не только за его успехи в науке, но и за его происхождение. Отец Александра, Андрей Телищев, несмотря на древность рода и высокое положение своей семьи, возможно, был бы никому не известным человеком, если бы не взялся в молодости за сочинение стихов и рассказов. К тридцати годам его имя, не без помощи приближенных к политическим кругам лиц, заинтересованных в раскручивании фигуры, связанной с русской миграцией первой волны, зазвучало как во Франции, так и во многих странах Европы. Дошла его популярность и до СССР, где книги Андрея Телищева перепечатывали на машинках и передавали из рук в руки. К этому времени Телищев, как он сам не раз писал в воспоминаниях и рассказывал в интервью, духовно переродился. С юных лет он был приверженцем экзистенциализма и считал эту приверженность наследственной. Прадед Александра был последователем идей философа Владимира Соловьева; дед, Николай Телищев, лично знал Бердяева и гордился тем, что был одним из тех русских подвижников, которые, встретив в Германии «философские» пароходы[20], помогли гонимым русским мыслителям перебраться в Париж и другие города Европы.