Сводная сестра бандита - Олли Серж

Он отпивает кофе из маленькой чашки и осторожно ставит ее на блюдце.

— У человека, живущего в четырёх стенах так мало радостей, — задумчиво откидывается на спинку стула.

— Ну перестань, — не сдерживаясь, я ехидничаю, — у тебя здесь даже массажист есть.

Отец молча расстёгивает олимпийку.

— Это — Вяземская Людмила Гавриловна, — достаёт из кармана и кладёт передо мной на стол фотографию немолодой, но красивой женщины. — Очень дорогой для меня человек. Вот уже год, раз в два месяца она приходит ко мне. Мы пьём кофе с плюшками, разговариваем… А ещё она забирает мои рукописи, правит ошибки и издаёт книги.

— Книги? — я чувствую, как от удивления мои брови ползут вверх. — Здесь разве можно писать?

— О, — он хмыкает. — Эпистолярный жанр — здесь вообще один из самых популярных.

— Охренеть… И какой же у тебя псевдоним?

— Иван Грозный, — невозмутимо кивает отец. — Мне нравится.

— Ну спасибо… Я заметил…

— Так вот, — невозмутимо продолжает, — вчера она не пришла. Сегодня тоже. Я хочу, чтобы ты разобрался в причине. Если понадобится, оказал помощь.

— Погоди! — Я кручу головой. — Ничего не понимаю. Откуда она взялась? Ты сидишь уже пять лет и не доверяешь посторонним? Кто эта женщина?

— Твоя «молочная мать». — Отбивает мои вопросы отец. — Если ты ещешь глубокие смыслы, то могу рассказать подробнее. Ее первый ребёнок родился недоношенным. Нервы. Время было отвратительное. А молоко пришло. И пока твоя мать лежала после операции в реанимации, Люда согласилась тебя кормить. За деньги, конечно. Потом перешли на смеси.

— Жесть какая. — Отзываюсь шокировано и веду руками по волосам, ерша волосы. — Как вы смогли встретиться?

— Она пришла в колонию читать спец курс по литературе в рамках государственной социальной программы. Мы узнали друг друга. Я попросил посмотреть мои тексты.

— Прямо романтика, — не сдерживаюсь от иронии.

— Отношения максимально засекречены, чтобы не подвергать ее опасности. Поэтому, открыто пробить информацию о ней я не могу.

— Книги… молочное родство… — развожу руками. — Удивил. Ничего не скажешь. Стареешь.

— Я на тебя расчитываю, — хмурится отец. — И жду отчёт завтра.

На улицу выхожу, также соблюдая все максимальные меры предосторожности.

Сажусь в машину, ставлю задачу своим ребятам найти женщину и благополучно забываю об этой маразматичной ванили.

Гораздо больше меня сейчас заботят бесконечные пробки на въезде в город. Я серьезно рискую пропустить не только утренние, но ещё и обеденные встречи. А журналисты могут обернуть это по-своему. На меня и мою семью всегда есть, что раскапать.

— Иван, — от мыслей меня отвлекает Виктор, — ребята отписались по женщине.

— И что там?

— На работе говорят, что ее уже месяц, как нет в живых. Но осталась дочь.

— Мать твою… — откидываю голову на подголовник, соображая, что хочу я этого или нет, но к дочери придётся ехать лично. День перестаёт быть томным. — Давай адрес их говори. Поедем быстренько с девчонкой пообщаемся, бабок ей дадим и спокойно своими делами займёмся.

— А журналисты?

— Должны успеть. Но поверь мне, — хмыкаю, — расстроенный Василий Грозный гораздо страшнее всех журналистов вместе взятых.

Оля

— Ну ты даёшь… — в очередной раз качает головой подруга. — Прости, я приехала сразу, как только сообщение прочитала. Любят эти Мурзиковы на природу выезжать так, чтобы ни один гаджет не ловил. А их детеныши без мультиков — настоящие сатанята. Я беру мячик и говорю: «Давайте в съедобное-несъедобное играть. То, что можно кушать — ловим, что нельзя — отбрасываем.» А они смотрят на меня, как на ненормальную. Представляешь?

— Зато хоть платят хорошо. Я бы тоже нашла себе такую семью. Желательно с проживанием… — тяжело вздыхаю.

— Не можешь да там жить? — Сочувственно сжимает мои пальцы Вера.

— Нет… — чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы, активно мотаю головой, чтобы их проглотить. — Завтра уже выписывают. Наверно, что-то снимать буду, а иначе ничего учить не получается. Тарасов, сама знаешь, быстро из группы попрет, если все его творческие заскоки не поддерживать.

— Знаю, — кивает Вера. — Я обязательно поспрашиваю, может, мои тебе рекомендации напишут.

— Спасибо…

— Зачит, ты думаешь, — подруга обводит взглядом палату и задерживается взглядом на букете белых хризантем в вазе, — что палату тебе организовал тот мужик, к которому мама на зону ходила?

— Ну а больше некому, — отпиваю из чашки чай и жму плечами. — Я когда ещё от наркоза не отошла, слышала разговоры медсестёр. И сам главврач ко мне два раза в день на обход ходит.

— Наверно, нужно как-то его поблагодарить и про маму твою рассказать… — предлагает неуверенно.

— Да он теперь уже в курсе, скорее всего, — ставлю кружку на тумбочку и откидываю одеяло. — А встречи там строго регламентированы. Теперь только в следующем месяце смогу прийти. Куплю ему плюшек, как мама…

— Только не реви! — Принимает меня за плечи Вера. — Давай я тебе лучше вещи собрать помогу.

— Да у меня ж тут нет ничего, — я хмыкаю, — Я пошла как раз пончики покупать. Купила. Они так пахли вкусно, а я была после практики у Тарасова такая голодная, что четыре штуки умяла. А потом меня резко в холод кинуло, живот скрутило и вот — острый аппендицит.

— Умеешь ты на ровном месте… — подкатывает глаза Вера. — Слушай! А у меня есть идея. Соседи на месяц уехали, а нам ключи оставили на всякий случай. Пойдёшь?

— Чтоб я без тебя делала, — висну на шее подруги. — Нет. Ну правда. У меня ж больше никого…

Мы сталкиваемся глазами и начинаем кривить першащие носы.

— Добрый день, Ольга Алексеевна, — дверь широко открывается, и в палату уверенным шагом заходит врач.

— Ого какой! — Шепчет Вера одними губами и выкатывает глаза.

Я отвечаю ей хмурым взглядом. Нашла время.

— Здравствуйте! — Отвечаю мужчине и ложусь на кровать.

— Так, — он обрабатывает руки антисептиком и подходит ко мне. — Задирайте футболку. Как чувствуете себя? — Тёплые сухие пальцы исследуют мой живот.

— Хорошо вроде… — отвечаю смущенно. Мне неловко от того, что мужчина, пусть даже врач, видит так много моего тела ниже кромки трусиков.

— Тогда завтра утром поедете домой. — Он сам опускает мою футболку и достаёт из кармана визитку. — Это вам просили передать для связи на случай крайней необходимости. И завтра в десять утра вас будет ждать машина.

— Всего хорошего, девушки, — перед тем, как выйти в коридор он мажет по Вере взглядом.