Королева Виктория - Екатерина Коути

Заслуги Пиля мало интересовали юную королеву. Пиль казался ей скучным, сухим ригористом, а его улыбку сравнивали с «серебряной табличкой на гробе». Вдобавок Пиль не принадлежал к аристократии. Пиль-старший сколотил состояние на производстве текстиля и, хотя дал Роберту образование джентльмена, не сумел отполировать его манеры. У королевы сердце холодело от одной мысли о том, что рядом с ней будет сидеть человек, который режет ножом бланманже.

Их первая встреча подтвердила худшие опасения Виктории: «Его манеры, о, они самым радикальным образом отличались от свободного, открытого, естественного, любезного и доброжелательного поведения лорда М.!»[61] Лидер тори держался скованно, королева же давила на него авторитетом. Она отмахнулась от жалоб Пиля на то, что ему трудно будет сформировать правительство, пока в парламенте доминируют виги. Политикой она пока что не интересовалась. Другое дело – ее ближний круг. Неужели сэр Роберт намерен перетасовать ее свиту?

Да, именно так он и собирался поступить. Нельзя, чтобы королеву окружали виги, поэтому с несколькими фрейлинами ей придется распрощаться. Пусть пока подумает, с кем именно. После ухода Пиля королева впала в панику. От фрейлин из числа тори она не ждала ничего хорошего. Как раз в это время ее изводили нападками Гастингсы, а этажом выше нагло и своевольно умирала леди Флора.

Но что же делать? Разве что прибегнуть к хорошо знакомой тактике – до последнего настаивать на своем? Ни о каких компромиссах речи быть не может. Как говорил о ней дядя Леопольд: «Уж если она что-то решит про себя и уверится в правильности этого решения, даже сверхъестественная сила не заставит ее изменить свое мнение».

На следующий день Виктория сообщила Пилю о своем решении. Ни герцогиня Сазерленд, ни леди Норманби – жены влиятельных вигов – не покинут дворец. Она сохранит всех своих фрейлин, и делу конец. «Никогда я еще не видела настолько испуганного человека», – похвасталась Виктория в письме Мельбурну. В этом она была права. Сэр Роберт, и без того робевший в ее обществе, не посмел препираться с королевой. Он ретировался, а 10 мая прислал ей письмо, в котором «покорно возвращал» ее величеству «столь милостиво оказанное ему доверие». Проще было отказаться от поста премьера, чем выдержать еще одно подобное рандеву. А это означало, что Мельбурну пока что не требовалось уходить.

Виктория праздновала победу. «Сейчас они хотят лишить меня придворных дам, а потом доберутся до моих костюмерш и горничных. Они надеются, что со мной можно обращаться как с ребенком, но я-то покажу им, что я королева Англии»[62], – писала она Мельбурну.

Ее советник был поставлен в щекотливое положение. Как виг он свято верил, что монарх не должен отдавать предпочтение какой-либо из партий. Удерживать за собой кресло премьера было нечестно, недостойно. В то же время, как друг и наставник, он не мог покинуть Виктория, поскольку нуждался в ней не меньше, чем она в нем. Рядом с ней таяла корка льда, которая за годы разочарований сковала его сердце.

Выступая в палате общин, он заявил: «Я возвращаюсь на свой пост по одной-единственной и крайне важной причине: я не могу покинуть мою королеву в трудный для нее момент, когда ее одолевает тоска, а главное – когда ей выдвигают недостойное требование, выполнив которое она поставила бы свою власть в зависимость от капризов политических партий»[63]. Коллеги выслушали его скептически. Со стороны ситуация выглядела так, словно виги сохранили власть по прихоти девятнадцатилетней барышни, не желавшей расстаться с подружками. И, по сути, так оно и было.

Англичане не привыкли прощать монархам такое своеволие. Во время скачек в Аскоте карету королевы освистали. Громче всех шикали две знатные дамы, которых, по словам королевы, «стоило бы высечь». «Миссис Мельбурн! Миссис Мельбурн!» – раздавалось в толпе, когда королева появиться на улице, и никто уже не спешил снимать перед ней шляпу.

Только один звук мог заглушить улюлюканье – звон свадебных колоколов.

Когда Виктории едва исполнилось десять, она стала лакомым призом для высокородных женихов со всей Европы. Газетчики прочили ей в суженые то одного принца, то другого: герцога Орлеанского, герцога Брауншвейгского, принца Адельберта Прусского и принца Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского. Дальше всех пошли французы. В парижских газетах муссировались слухи, что Виктория давным-давно повенчана – со своим родным дядей Леопольдом!

Патриоты делали ставки на двух Джорджей, сыновей герцогов Камберленда и Кембриджа. Зачем далеко ходить, если есть свои принцы под боком? Виктория обскакала их в гонке к престолу, но, быть может, они доберутся до трона окольными путями?

Союз с Камберлендом обеспечил бы Великобритании сохранность Ганновера. Однако неприязнь герцогини Кентской, да и самой Виктории к герцогу Камберленду оказалась сильнее территориальных притязаний. Король Вильгельм и королева Аделаида благоволили ко второму племяннику, сыну Кембриджа, но и он не угодил разборчивой герцогине. Она раз и навсегда решила, что дочь выйдет замуж за немца.

В 1833 году в разъездах по Англии Викторию сопровождали вюртембергские кузены Александр и Эрнст, сыновья тети Антуанетты. Четырнадцатилетней девочке льстило внимание кузенов, но до помолвки дело не дошло.

Знакомство с родней продолжилось в марте 1836 года, когда в Англию прибыли Фердинанд и Август, сыновья герцога Фердинанда Саксен-Кобург-Кохари. Прозорливый Леопольд уже устроил помолвку Фердинанда с юной королевой Португалии. Августа пригласили на смотрины к Виктории – вдруг он ей приглянется. В честь гостей в Кенсингтонском дворце давали два роскошных бала. Виктория до упаду танцевала на маскараде и любезничала с обоими кузенами, но, как назло, Фердинанд ей понравился, а его брат – оставил равнодушной. На том и расстались.

Парадоксально, но факт: герцогиня Кентская контролировала каждый шаг повзрослевшей дочери, но при этом оставляла за ней свободу в выборе жениха. У Виктории был шанс выйти замуж по любви. Другие принцессы не смели о таком даже мечтать.

Но дядя Леопольд приберег два козыря – двух самых умных, самых пригожих женихов, один из которых уж точно завоюет сердце привереды. Когда Фердинанд и Август покинули Англию, он снарядил в дорогу еще пару племянников: Эрнста и Альберта, сыновей герцога Эрнста Саксен-Кобург-Готского. Братья отличались друг от друга как день и ночь. Один распутный весельчак, другой – замкнутый, не по годам серьезный «книжный червь». Выбирай – не хочу!

Герцогиня Кентская предложила юношам остановиться в Кенсингтонском дворе, чем вновь разгневала короля Вильгельма. Он уже устал от неиссякаемого потока немецких принцев. И уместно ли двум молодым холостякам жить под одной крышей с девственной принцессой? Пусть поселятся в гостинице.