Бессердечный охотник - Кристен Чиккарелли

произнести полуправду, то можно разрушить заклинание.

– У меня нет платья!

Гидеон отпрянул, пораженный тем, с какими чувствами она это произнесла.

Руна приложила ладонь ко рту, все еще опасаясь, что следом вылетят слова правды. К счастью, они стали сжиматься и уже не рвались наружу с прежней силой.

Гидеон вскинул бровь:

– И это все?

Будь ты проклят.

Фраза закрутилась на языке, потому что, конечно, это было не все.

Заклинание «Расскажи правду» вытягивало оставшееся из самой глубины, как из колодца.

Я ненавижу эту ужасную республику. Я сожгла бы все дотла, если бы могла. Но я вынуждена изображать лояльность, в противном случае такие девушки, как я, будут продолжать умирать.

Слова вот-вот должны были сорваться с языка. Руна сжала руки в кулаки и думала, подыскивая, что еще можно сказать в свое оправдание. Правдоподобное, но все же не такое страшное.

– Нет времени шить платье! Моя швея принимает заказы только на следующий месяц, а ужин на следующей неделе.

Она посмотрела на него, сделав жалостливое лицо, что было не так сложно сыграть, учитывая ее состояние. Щеки покраснели, сердце билось у самого горла.

– Что ж, прискорбно.

Действие заклинания не закончилось. Правда хотела вырваться, она ползла по горлу, угрожая задушить ее.

«Расскажи ему», – билась в голове одна мысль.

– И еще… – Слова загудели множеством звуков разной тональности. Она попыталась проглотить их, но не смогла. – Они захотят, чтобы я говорила о бабушке.

Теперь Гидеон смотрел на нее неотрывно.

– А ты не хочешь.

Руна покачала головой:

– Нет, не хочу.

На глаза навернулись слезы от страха, что сейчас она скажет и все остальное.

Она положила ладонь на шею, будто надеялась таким образом удержать слова.

Скатившаяся по щеке слеза смягчила Гидеона.

– Сочувствую. Должно быть, непросто было расти рядом с ведьмой.

Это был не вопрос, потому отвечать Руне не пришлось. Грудь ее все еще вздымалась, дыхание не выровнялось.

Он оглянулся через плечо на кровать с полупрозрачным балдахином лазурного цвета. Струящаяся ткань была собрана и привязана к каждому столбу, которых было всего четыре. Над изголовьем на стене висел портрет.

Бо́льшую часть полотна занимала Кестрел Уинтерс. Она была изображена в бархатном платье, отделанном кружевом, вьющиеся волосы убраны назад, благородное лицо открыто, словно для того, чтобы художник смог передать каждую черту, каждую морщинку. На этом портрете ей было около шестидесяти. Статью и красотой она, по мнению Руны, походила на вековой дуб.

Однако внимание смотрящего привлек ребенок на коленях у женщины. На девочке – кружевное платье с голубыми лентами, больше ничего изящного или утонченного в ее внешности не было. Яроко-красные щеки, будто она долго бегала, светлые с рыжеватым отливом волосы, некогда аккуратно причесанные, растрепаны и похожи на птичье гнездо.

На ногах – белые чулки, на одном колене пятно от травы. Руне было велено сидеть спокойно, но энергия в ней била через край, что по воле художника или непроизвольно отобразилось даже на картине. Глаза ее светились. В них плескались озорство и смех, словно девочке очень хотелось рассмеяться, но она держалась, наказанная хорошо себя вести.

Эта была любимая картина Руны. Ей всегда казалось, что она стремится передать ей какую-то тайну.

Хранить портрет ведьмы, которую сама предала, не противозаконно, но это может вызвать подозрения у Гидеона.

– Я готова была избавиться от картины, после того как ее отправили на чистку, – тихо произнесла Руна. – Но потом оставила, хотела не забывать, что зло кроется там, где меньше всего ожидаешь его найти. Я оставила картину, чтобы всегда об этом помнить.

Гидеон мог решить, что она говорит о зле, совершаемом ведьмами, как бабушка. Но для Руны злом было то, что она сделала с человеком, которого любила.

– Ты была очень милой, – сказал он, внимательно изучая ребенка на картине.

Руна посмотрела на него пристально. Вино на него не подействует, может, похожий эффект окажут ее слезы?

Питаешь слабость к девочкам, которые плачут?

Она еще не проиграла первую схватку. Надо взять себя в руки прежде, чем заклинание вытащит из глубин ее души еще более страшную правду.

– Только была милой? Сейчас нет? – Она откровенно кокетничала.

С помощью заколдованного вина сведения от него не получить, но есть и другие способы. Их она применяла и раньше к ничего не подозревающим молодым людям.

Стоило подумать, что подобное она проделает с Гидеоном, и внутри все стянулось в тугой узел. Однако действенные варианты закончились, другого она не видит. Необходимо спасти Серафину, сделать это можно, лишь узнав, где ее держит Кровавая гвардия. Руну не покидало предчувствие, что Гидеон сам отвез ее туда.

Внезапно он сосредоточил на ней все свое внимание. Направленная энергия вызвала дрожь.

– Милая? Нет. – Он рассматривал ее, глаза блестели от близости пламени свечи. – Я бы так не сказал.

Она провела кончиком пальца по краю лацкана его пиджака.

– А как бы ты сказал?

Гидеон неотрывно следил за ее пальцами.

Руна ненавидела эту часть спектакля. Кокетливые взгляды и прикосновения, после которых шли поцелуи, – последний и отчаянный шаг в надежде получить нужные сведения.

Но этот шаг необходим. Руна готова была сделать все возможное, чтобы спасти больше ведьм от того страшного конца, который пришлось пережить бабушке. И к которому она сама привела ее.

Гидеон так ей и не ответил.

– Что ж… – Она положила руки ему на грудь, намереваясь провести по плечам. – Конечно, ты…

Гидеон сжал ее запястье, останавливая. Руна перевела взгляд и увидела, что внимание его сосредоточилочь на ее руке.

Не сказав ни слова, он осторожно провел пальцами по ладони. Сердце подпрыгнуло к самому горлу оттого, какими медленными, но уверенными были движения. Он будто точно знал, что делает, – это было не в первый, а в тысячный раз.

Руна сглотнула, в местах прикосновений кожа стала горячей.

Гидеон подался вперед и прижался щекой к ее щеке.

– Руна… – Дыхание его было жарким. – Ты хочешь вернуться?

– Вернуться? – пробормотала она.

– Да, к гостям. – Пальцы скользнули по шее, задержались на ключице. – Они будут задаваться вопросом, куда мы пропали.

Он давал ей возможность уйти, если пожелает. Хотел поступить как джентльмен.

Мысль напугала.

Руна покачала головой:

– Пусть задаются. Или…

Немного отстранившись и оглядев лицо Гидеона, она смогла заметить, что глаза его не черные, а темно-карие.

– Может, ты хочешь вернуться?

Он посмотрел на нее с сомнением.

– Для чего? Разговаривать с Бартом Вентольтом? – Гидеон нахмурился. – Даже с моей лошадью беседовать интереснее.

Как неожиданно, что Гидеон Шарп способен шутить. Руна рассмеялась.

Он отпустил ее руку и замолчал.

Перестав хихикать, Руна повернулась и увидела, что выражение его лица стало серьезным.

– Твой смех… –