Русская феминистка - Маша Царева

– Это не так сложно. Хотя я ж давно шью. Сначала по выкройкам из «Бурды» маминой. Потом сам придумывать модели начал. Маме на день рождения платье вечернее сшил. Я вообще этим заниматься хочу. После девятого в училище пойду, а потом – в текстильный институт.

– Чем заниматься – платья бабам шить? – не выдержал еще пять минут назад излучавший дружелюбие Сева Рябцев. – Надеюсь, ты шутишь?

В тот момент мне захотелось подкрасться к Парамонову и подать ему какой-нибудь знак, спасти его. Дернуть за рукав, на ногу наступить – только, чтобы он замолчал. Но, во-первых, это едва ли получилось бы сделать незаметно, а во-вторых, Миша, к несчастью, был тугодумом и едва ли понял бы подобного рода намек. Поэтому я просто стояла рядом и молча смотрела, как он летит в пропасть, не осознавая состояния падения и даже будто бы чувствуя ногами несуществующую твердь.

– Почему шучу? – Он захлопал бесцветными ресницами. – Руки у меня хорошие… Только бы подучиться. Кооператив открою.

Наверное, если бы наша школа располагалась где-нибудь в Чертанове и посещал бы ее бесхитростный рабочий люд, то это был бы последний день жизни Миши Парамонова – его попросту отловили бы после уроков, опрокинули лицом в снег и забили ботинками.

Мне и до сих пор неясна природа гомофобии.

Но по моим личным наблюдениям, чем человек более бесхитростный, тем выше степень его агрессии к отличиям такого рода. Во всяком случае, я ни разу не встречала сложносочиненного гуманитария, который испытал бы сильные негативные эмоции при осознании того, что за дверью чьей-то спальни происходит вот такое. Еще неоднократно замечала, что лютые гомофобы не уважают женщин. Потому что для них на вершине этическо-интеллектуальной пирамиды находится МУЖЫГ (как говорится, в суконно-посконном значении слова; мужыг сказал – мужыг сделал; мужыг – голова, баба – шея; мальчики не плачут, и прочий не нуждающийся в дополнительной расшифровке маразм).

Нашим мальчикам был не чужд флер брутальности, многие из них внешностью и манерами подражали «бандитам», которых видели только в кино, однако в реальности едва ли кто-то из них был способен избить ближнего. В случае с Мишей Парамоновым ограничились бойкотом, который был объявлен ему немедленно после опрометчивого признания.

Я никогда не ходила на встречи одноклассников – нет, не из соображений надуманного снобизма; просто само чувство ностальгии мне было несвойственно. Может быть, это из-за того, что я не боюсь будущего. Оно мне кажется прекрасным. Я никогда не тосковала при мысли о собственной неминуемой старости.

Хотя в наш век расцвета социальных сетей трудно упустить кого-нибудь из виду, есть существенный риск, что даже второстепенные персонажи, некогда прошедшие на горизонте твоего бытия, однажды поставят тебе пятерку на «одноклассниках» или «подмигнут» на фейсбуке. В современном мире больше нет пафоса прощаний, а слово «навсегда» ассоциируется исключительно со смертью физической.

Но так получилось, что Миша Парамонов остался в поле моего зрения.

Миша давно не тот – куда только делась сутулая спина человека, принявшего неприятности как должное и заслуженное, куда делся взгляд дворового щенка, который овладел искусством выпрашивать сладости, да так и не научился смыкать зубы на горле врага. Куда делась торопливая речь человека, привыкшего, что его все время перебивают. И робкая вопросительная улыбка, которая еле теплится на бледном лице, готовая в любой момент угаснуть.

Сейчас Миша вальяжен, как залюбленный кот, курит дорогие сигары, не пропускает ни одной миланской и нью-йоркской недели моды, дружит со всеми, чьи лица украшают обложку Hello, и имеет все возможности не звонить первым всем этим «статусным» красоткам, добивающимся его расположения.

Если бы я своими глазами не видела постепенных метаморфоз, я бы никогда в жизни не узнала его, встретив случайно на улице. И дело не только во внешности. Хотя за линии его тела теперь несет ответственность специально нанятый тренер, который приходит в его дом к восьми утра и заставляет то подтягивать штангу к груди, то коброй закручиваться в замысловатые асаны. У него блестящие волосы, дорогая стрижка и эстетский парфюм. Но все это так, мишура, а главное – его взгляд стал похож не на молочное желе, а на стальное лезвие ножа.

С собственным домом моделей у Миши пока не сложилось, но он владелец небольшого производства – «малыми тиражами» шьют пальто – и известного в узких кругах ателье. Парамонов специализируется на идеально сидящих женских деловых костюмах, и чтобы стать его клиентом, необходимо как минимум полгода провисеть в листе ожидания. А в качестве баловства он лично, без помощи ассистентов, шьет копии винтажных платьев, которые уходят за бешеные деньги в ту самую минуту, когда он делает последний стежок.

Копия простого зеленого платья из крепа, которое Люсьен Лелонг создал в тридцать пятом году, ушла в коллекцию знаменитой голливудской актрисы, и на Мишином рабочем столе стоит ее фотография – красная дорожка, ослепительная фарфоровая улыбка и зеленый крепдешин. Парамонов очарован пятидесятыми, когда мода перебралась из Парижа в Нью-Йорк, утянутые нейлоновыми корсетами талии были узкими, как у мультипликационных принцесс, а вечернее платье считалось несостоявшимся без длинных перчаток.

Миша копировал платья принцессы Маргарет и костюмы, которые ныне незаслуженно забытая американка Эдит Хед шила для Глории Свенсон. Когда он говорил обо всем этом – как в пятидесятые сформировался отдельный модный рынок для тинэйджеров, до того просто копировавших «взрослую» одежду, как за десять лет между шестидесятым и семидесятыми годами мини-юбка эволюционировала от «пятнадцати сантиметров выше колена» до микропояса, и как светской даме десятых годов считалось неприличным не обладать хоть одним кимоно, – его глаза горели. Он был маньяком, фанатиком.

И если честно, выглядело это очень сексуально. Мужчина, страстно увлеченный делом своей жизни.

Но я знаю точно, что и до сих пор за спиной Парамонова часто можно услышать злобный шепоток: «Да он, наверное, гей! Все они там такие! Разве это работа для нормального мужика – платья бабские шить?!»

Да, иногда мачистское сознание ограничивает не только женщин, но и мужчин. Настоящий мужчина – «нормальный пацан», мачо – должен быть грубым, сильным и лишенным сантиментов. Если же ты являешь собою нечто чуть более сложносочиненное, всегда есть риск быть отвергнутым собственной стаей.

Зимой девяносто второго в нашу школу приехали американские баптисты-проповедники. В те годы это было модно – на религиозную составляющую никто не обращал внимания, считалось, что они помогают нам подтянуть английский. Все они были молоды, но поняла я это только спустя годы – серьезность их лиц и старомодность одежд делали их взрослее, особенно девушек. Помню, мы сплетничали в коридорах – они же американки, у них есть возможность купить любые джинсы любого размера без переплаты и предварительных оперативно-розыскных работ, так почему же они предпочитают эти ужасные, похожие на безе, старушечьи платья из тафты?

Самой хорошенькой была Сара. Видимо, ей казалось особенным шиком, чтобы, оценивая ее, окружающие вовсе не брали в расчет идеальность ее черт, поэтому она сделала все, чтобы безусловную свою красоту замаскировать.