Память осени - Александр Григорьевич Звягинцев

Мария (с улыбкой). Да разве я похожа на американку?

Вологдин (выпаливает). Нет, вы ни на кого не похожи!..

Мария вскидывает глаза на Андрея. Повисает неловкая пауза.

Мария (буднично). А я вот приняла вас за немца. А вы, оказывается, из советской делегации?

Вологдин. Да. Я… эксперт.

В комнату входит молодой, светловолосый мужчина, сухо кивнув Андрею, садится за пустой стол и погружается в чтение. Уединение нарушено, но Андрею не хочется уходить сразу.

Вологдин. А что вы так увлеченно читали? Неужели Устав Международного трибунала? Или протокол допроса какого-нибудь группенфюрера?

Мария (с улыбкой качает головой). Бунина. Новый рассказ Ивана Алексеевича в журнале. Называется «Чистый понедельник». Левочка ездил в Париж и привез с собой. У нас на него (кивает на журнал) целая очередь…

Вологдин. А кто это Левочка?

Мария. Толстой. Внучатый племянник Льва Николаевича. Он работает переводчиком во французской делегации.

Вологдин. Понятно… А мне дадите почитать Бунина?

Мария. С одним условием. Если вы скажете, как вас зовут.

Вологдин. О, простите, я не представился! Андрей Вологдин. Просто Андрей. Не князь и даже не граф.

Мария (тихо и серьезно). Это даже хорошо. Иначе вряд ли бы мы вот так с вами здесь встретились…

Мария протягивает Андрею журнал.

Вологдин. Спасибо!.. (Кашлянув). Так я загляну вечером?

Княжна Шереметева молча кивает в ответ. Светловолосый мужчина за соседним столом провожает Андрея хмурым взглядом.

14. Нюрнберг. Полуразрушенный дом

Человек со шрамом спускается в подвал полуразрушенного дома. Стучит в дверь. Ему открывает пожилой мужчина с испуганным лицом.

Человек со шрамом. Господин Хольценбайн?

Хольценбайн (настороженно). Да, это я… Простите, с кем имею честь…

Человек со шрамом. Неважно. Вы работаете в госпитале Дворца юстиции?

Хольценбайн. Откуда вы знаете?

Человек со шрамом. И это неважно. Молчите и слушайте. Вы убираетесь в больничных палатах. В одной из них сейчас лежит доктор Роберт Лей…

Хольценбайн. Но…

Человек со шрамом. Сейчас я дам вам записку, которую вы передадите сегодня Лею. Сделаете это незаметно, когда будете убираться в его палате.

Хольценбайн. Я не могу! Меня сразу уволят, и мои дети умрут с голода! Эта работа – единственное, что у меня есть! Мои дети, жена, больная мать… Сжальтесь, я вас умоляю! Ведь война уже закончилась, зачем все это…

Человек со шрамом берет одной рукой в перчатке мужчину за горло. Глядя ему в лицо холодными глазами, слегка сжимает пальцы… Взгляд мужчины делается бессмысленным.

Человек со шрамом. Это приказ. Приказ, который не обсуждается, который надо выполнять. Если ты еще будешь возражать, я на твоих глазах брошу вот эту гранату в вашу вонючую конуру. И тогда тебе придется отскребать от стены кровавые остатки своих детей!..

Мужчину бьет дрожь. На глазах его выступают слезы.

15. Нюрнберг. Тюремный госпиталь

Крохотная палата тюремного госпиталя. Лей лежит на кровати, уставившись в потолок. Американский солдат открывает дверь и впускает Хольценбайна со шваброй и ведром воды. Дверь остается открытой, солдат – в коридоре. Хольценбайн начинает уборку. В какой-то момент солдат отворачивается – его кто-то окликает – и Хольценбайн сует Лею в руку крохотный комочек бумаги. И тут же идет к двери. Лей смотрит ему вслед…

16. Нюрнберг. Стадион Партайгеленде

Андрей и Мария бродят по огромному стадиону, где проходили фашистские манифестации и парады. На центральной трибуне несколько американских туристов с хохотом и ужимками, пародирующими фюрера, фотографируют друг друга, вставая по очереди на место Гитлера. Мария оглядывает стадион.

Мария. Какое жуткое место!

Вологдин. Жуткое. Но вы сами просили, чтобы я вас сюда привел.

Мария. Нам так часто показывали его в немецкой кинохронике – все эти съезды, парады, «Триумф воли»… Теперь, когда все закончилось, я должна была увидеть это своими глазами, чтобы перевернуть страницу. Но одна бы я не решилась… (Улыбнувшись). А с вами мне не так страшно.

Вологдин. Мария, а почему вы приехали в Нюрнберг? Зачем вам все это? Все эти развалины, трупы, фашисты, жуткие документы… Жили бы в Париже, он ведь совсем не пострадал?..

Мария. Ну, это возможность заработать.

Вологдин. А для вас это важно?

Мария. А вы думаете, раз княжна, значит, как сыр в масле катается?.. Мой папа до смерти работал таксистом – он умер за рулем. А мама долгие годы была прислугой… Нам часто было просто нечего есть. А здесь предложили действительно неплохие деньги. И потом, я вдруг почувствовала, что мне надо уехать из Парижа… Сейчас будто вся Франция сошла с ума!

Вологдин. Почему?

Мария. Вы знаете, что такое «горизонтальный коллаборационизм»?

Андрей качает головой.

Мария. Там травят женщин, которые спали с немцами. Проституток и просто тех, кто таким образом пытался выжить. Их стригут наголо, раздевают догола и гоняют по улицам, избивая и оплевывая… Мальчишки избивают чьих-то жен и матерей… Страна измывается нам своими беззащитными женщинами… Некоторые не выдерживают, сходят с ума или кончают жизнь самоубийством. Я не могла это видеть. Поэтому когда мне предложили ехать сюда, я сразу согласилась. Не думала, что здесь будет так тяжело…

17. Нюрнберг. Улицы города

Андрей и Мария идут по улице мимо груды развалин. Уже смеркается, улица не освещена и безлюдна.

Вологдин. Кстати, а что там за молодой человек сидит с вами в комнате? Он смотрел на меня, я бы так сказал, с неприязнью. Если не сказать, с презрением.

Мария. Это барон Павел Розен. Он тоже переводчик.

Вологдин. Розен… Он что – немец?

Мария. Да какой немец! Павлик православный уже в третьем поколении, совершенно русский человек. Но…

Вологдин. Что?

Мария. Он ненавидит Советы. Говорит, что там и сейчас ничего не изменилось. Его отца после революции расстреляли пьяные матросы в каком-то вокзальном сортире. Мать и сестры умерли от тифа. Все имущество конфисковали. В общем, обычная для нашего круга история… После победы над Гитлером у нас многие изменили свое мнение о нынешней России, но только не он.

Вологдин. Вы давно с ним знакомы?

Мария. С детства. Мы выросли вместе.

Вологдин. Значит, имеет место быть детско-юношеская влюбленность… Я прав?

Мария. Ну, в какой-то степени… Честно говоря, она существует только с одной стороны.

Вологдин. Надеюсь, с его?

Мария не успевает ответить. Им преграждают путь двое мрачных мужчин в штатском. Мария вцепляется в руку Андрея. Он с трудом разжимает ее судорожно сжатые пальцы, освобождает руку.

Вологдин (тихо). Не бойся!

Андрей перекрывает Марию спиной, делает шаг к мужчинам.

Вологдин. Was ist das?

Мужчины гогочут.

Первый (доставая нож). Вас-вас, пидарас! Думаешь, сука краснопузая, я тебя сразу не признал? Я вас, коммуняк, за версту чую. Сейчас мы тебя тут положим с распоротым брюхом, а девку твою с собой возьмем! Она вон какая гладенькая…

Вологдин. Ну, тут наши с тобой планы расходятся…

Мужчина с ножом устрашающе взмахивает