Зверь - Константин Костин

— Verdammte Scheisse! — выругался я.

— Что он сказал-то? — поинтересовался сержант.

— Что Даша сбежала.

— Когда?

— А вот это и я бы хотел знать… — развел я руками.

Горевать по безвременно почившему журналисту никто не собирался. Оставалось надеяться, что Юра с Наилем догадаются оставить кого-нибудь в живых. И тут я внезапно сообразил, что не слышу шума боя! Значит, кто-то кого-то победил, а, учитывая что справиться с двумя броневиками нифига не самая легкая задача, значит верх взяла Красная Армия!

Лишь выйдя из импровизированной тюрьмы я смог оценить мощь оружия на наших нафаршированных до предела машинах — второе здание просто перестало существовать! От него осталась груда кирпичей, обломки плит, сверкающие звезды битого стекла и куча дров. Над всем этим хаосом вилась не успевшая осесть пыль, а кое-где трепетали языки пламени. Да, братцы, это — совсем другая война.

Бронированные виновники торжества, на первый взгляд — совсем не получившие повреждений, стояли чуть поодаль. Но из штурмовой группы я видел лишь одну фигуру — Сафина. У его ног лежал, скрючившись, опутанный по рукам и ногам бородатый боевик, Маковецкого же я, как ни старался, найти не мог.

— Наиль? — позвал я.

Тот, резко обернувшись, вскинул автомат, но, признав в нас своих, опустил ствол оружия.

— А где Юра? — осведомился Алексей.

Башкир отрицательно покачал головой. Понятно — еще одним хорошим мужиком стало меньше. Печально. Печально и обидно, что всякие мрази продолжают коптить свет, а такие отличные парни погибают.

— Ты языка просил, — боец пнул пленника. — Или уже не нужен?

— Нужен, нужен, — заверил я, повесив на плечо ТКБ, и доставая из кобуры Стечкина. — Ненадолго, но нужен.

Ударом носка ботинка, я перевернул бандита на спину. Тот попытался трепыхнуться, но Калачев добавил прикладом по почкам. А это он умел отлично — в смысле прикладом бить. Искусство рукопашного боя с автоматом — далеко не самое простое дело. Даже палка становится грозным оружием, если обращаться с ней умеючи, а "Калаш" — и подавно. Надо уметь пользоваться не только мушкой с целиком, но и такой незаменимой частью, как приклад. Уметь и тренироваться — постоянно. Зная приемы Кадочникова, с одного удара прикладом можно разбить в щепки дубовую доску — проверено. А уж с силой боксера… В общем, нескольких ребер террорист явно лишился.

— Где русская девушка? — начал я допрос пленника.

Но он замычал в ответ что-то неопределенное. Или притворялся, что русского языка не понимал, или просто не хотел говорить, не ссылаясь ни на какие причины. Хоть в суд подавай. Однако, в военное время и методы другие — военные…

— Ты что, сука, не понял? — заорал я, приставив ствол АПС ко лбу похитителя. — Ты мозги сейчас с бетона соскребать будешь!

— Командир, — остановил меня башкир, положив руку на плечо. — Я ему рот заткнул.

— Scheiss drauf… — выпалил я, и осекся. — Предупреждать же надо!

Сейчас замочил бы ни за что ни про что. А боевик, возможно, хотел сообщить что-нибудь важное.

— Русский свинья! — произнес он, освободившись от кляпа.

Сафин усмехнулся. Жаль, Татарина с хохлом здесь нету… они бы тоже посмеялись. Но я не это хотел услышать от пленника.

— Или ты говоришь, где русская девушка, или я тебе дырку в башке сделаю, — пригрозил я, надавив на ствол пистолета.

— Ничэго тэбе, шакал, гаварить нэ буду! — ответил бородатый.

Похоже, террорист перепутал меня с федеральными войсками, а то и вовсе — с красным крестом. Мгновенно сменив точку прицела, я упер шпалер в колено несговорчивого языка, и нажал на спусковой крючок. Он, наверно, даже испугаться не успел — только дико завопил, когда пуля раздробила кость.

— Так что ты там про "не буду" говорил? — спросил я. — Сохновская где?

— Сбэжал!

— Когда?

— Ай, сэгодна ночью сбэжал! Джип украл, и сбэжал!

— Куда?

— Нэ знаю!

— Точно не знаешь? — кровожадно оскалился я, поднося волыну ко второму колену.

Глаза боевика, от страха, чуть не вылезли из орбит.

— Ай! Аллахом клянус — нэ знаю! — залепетал он. — Асламбек за девушка поехал — он знает, я нэ знаю!

— Хрен с тобой, поверю, — сжалился я, вставая.

В этот момент по горам раскатилось эхо выстрелов — треск пистолета-пулемета и тяжелый стук пулемета, в котором я безошибочно узнал ПКМ. Вообще, все автоматы и пулеметы Калашникова имеют свой собственный, характерный звук, который спутать с чем-то другим совершенно невозможно.

— Что за?.. — нахмурился Сафин.

— Татарин с хохлом! — воскликнул сержант.

И верно — стреляли там, где мы оставили асса звездно-полосатого Люфтваффе сторожить лес. Поколебавшись с секунду, не больше, я прекратил всхлипы террориста, залепив его рот девятимиллиметровой маслиной. На войне, как на войне… да и, один черт, подох бы по дороге.

До места боя мы, добираясь на своих двоих, добежали быстрее, чем бронетранспортеры. И не мудрено — мы-то пилили по прямой, через лес, а машинам пришлось сделать приличный крюк.

Все же, когда мы подоспели, стрельба уже прекратилась — Закиров стоял, сжимая в одной руке Стечкина, во второй "Каштана", а казак — грозно водя стволом пулемета из стороны в стороны. А вот американца, оставленного сторожить сосну, нигде не было видно.

— Сбежал, гаденыш! — прокричал я, подбегая к стрелкам.

— Ага, сбежал, — язвительно усмехнулся Татарин, не опуская оружия. — Перегрыз веревки, вспорол себе пузо и сбежал.

Подойдя поближе, я и в самом деле разглядел, что веревки, которыми был связан капитан ВВС ВША, не перерезаны, а разорваны, словно нитки. В паре шагов от дерева на земле валялся длинный толстый червь, бывший всего около часа назад частью кишечника янкеля. А от него, дальше в лес, уходила темная полоса крови. Кто же мог сотворить такое с человеком?

— Вот он! — завопил Булат, утопив гашетки.

Обернувшись на крик, я и сам увидел огромную серую тень, мелькнувшую в чаще между стволов сосен.

— Das MiststЭck! — взревел я, нажимая крючок ТКБ.

Мищенко застрочил из пулемета, дробя в щепки не слишком толстые деревья. Трассеры, маленькими метеорами, уходили в лес, освещая его на доли секунды. Сафин, присев на колено, так же усердно поливал темноту очередями. На землю, звеня, посыпались гильзы. Лешка, оставив автомат висеть за спиной, одну за другой запустил в ночь все шесть гранат, что были у него в подсумках.

Сзади раздался рев двигателей подоспевших на шум боя бронетранспортеров. Особо не разбираясь, Гера с Пашей, перебравшись в башни, тоже открыли огонь из крупнокалиберных орудий броневиков, едва не оглушив своих соратников грохотом мощных пулеметов. Теперь, срезанные 23-миллиметровыми снарядами, на землю, ломая сучки и ветки соседних деревьев, с треском повалились корабельные сосны.