Зверь - Константин Костин

— Fick dich! — отрезал я. — Я совершенно не горю желанием узнать, что за тварь замочила этих чехов. Я не думаю, что эта зверюга для нас сделает исключение, сочтя нас несъедобными. Scheiss drauf! Мы здесь — чтобы спасти Дарью. Остальное меня не волнует — пусть разбираются те, кому за это платят. Мое чувство долга и гражданской ответственности молчит, совесть не мучает и так далее. Так что убираемся отс…

Я поспешно заткнулся, увидев жест следопыта — поднятый кулак. Башкир навел автомат на кусты, из которых торчали ноги террориста. Алексей нацелил туда же трофейный пулемет. Из кустов послышался слабый шорох. Я тоже вскинул ТКБ, приготовившись дать очередь. Но стрелять никто не торопился — это мог быть и человек, случайно уцелевший. Даже Сохновская, наконец.

Но когда сапоги, резко дернувшись, начали скрываться в зарослях, сомнений не осталось — это явно зверь. Причем, не травоядный. Иначе, зачем ему вчерашний труп?

— Получай! — заорал сержант, нажимая гашетку.

Пулемет задергался в его руках, извергая огонь и смерть из ствола. Из кустов раздался визг, похожий на собачий. Ага, попался, гаденыш! Я присоединился к стрелку, пичкая зелень свинцом. Наиль не остался в стороне, ввинчивая в пришельца патрон за патроном. Новые латунные бутылочки стреляных гильз, дыша остатками раскаленных пороховых газов, посыпались на лужайку. Пышный веник в несколько секунд превратился в растрепанную метлу, обнажив дергающегося в судорогах светло-серого волка. Впрочем, и от зверя, и от трупа боевика, как и от кустов, осталось не так уж и много — груда мяса и костей, перемолотая до состояния фарша, и напичканная свинцом.

Наверно, правду говорят — у страха глаза велики. Ночью волчара казался гораздо больше и массивнее, чем это месиво. Кажется, мы его сделали! Но хрен там. Между деревьев мелькнула тень еще одного животного. Перезаряжать автомат времени уже не оставалось. Как-то некстати вспомнилось, что волки охотятся, обычно, стаями. Я выпустил "Грозу", и потянулся за Стечкиным, но тут массивный приклад оружия, построенного по схеме "булл-пап", играющий роль и затворной коробки, сыграл злую шутку. ТКБ уперся между локтем и ребрами, заблокировав руку, как медицинская шина, какие накладывают при переломе предплечья, не давая дотянуться до деревянной кобуры на груди, где покоился штурмовой пистолет. Чертов хваленый баланс!

Следопыт отреагировал быстрее, перехватив свой "Калаш" левой рукой за цевье, которого у 0239 попросту не было, и выхватил свой АПС. Сержант нажал на спуск пулемета, но грозное оружие лишь сухо щелкнуло — короб для ленты опустел, все сто патронов остались в том первом волке, пытавшемся утащить бандита. Сафин уже вовсю шмалял очередями по три патрона, когда я, перестав бороться с "Грозой", извлек левой рукой Ярыгина из кобуры на поясе. Но выстрелить не успел. Боковым зрением я заметил, как к Калачу метнулась еще одна тень.

Боксер, наверно, тоже почувствовал движение воздуха у себя за спиной, и резко развернулся, прочертив в воздухе стволом пулемета, словно дубиной, широкий полукруг. Волк оказался проворнее — он успел нырнуть под оружие, превратившееся в холодное, и ударил Алексея лапами в грудь, сбивая его с ног. РПД отлетел в сторону, и человек со зверем, сцепившись вместе, кубарем покатились по поляне, разбрасывая пожелтевшую хвою и опавшие листья. Я поднял ствол пистолета, но стрелять не решался — слишком тесно сплелись дерущиеся, чтобы я гарантированно попал в хищника, не задев при этом сержанта.

Калачев оказался в затруднительном положении. Лежа на спине, уперевшись одной рукой в горло зверя, чтобы он не смог дотянуться своими оскаленными клыками до глотки бойца, прижав собой к земле автомат. Второй рукой Лешка пытался нащупать на поясе кобуру с револьвером, но волк, яростно орудуя лапами, царапал сержанта когтями и не давал достать рукоятку шпалера.

— По яйцам бей! — заорал, подсказывая, охотник, уже успевший расправится со вторым санитаром леса.

Боец услышал совет, но советовать легко, а применить на практике — еще суметь надо. В очередной раз увернувшись от щелкнувших в считанных миллиметрах от горла зубов, Алексей, изловчившись, сумел засадить ногой промеж ног зверя. Волк жалобно заскулил, но хватки не ослабил. И, о чудо, Калач, наконец, нащупал на поясе ручку оружия. Не револьвера кошмарного калибра, а ножа, но, в рукопашной и он сгодиться. Серый тоже дотянулся до своей добычи. Схватив человека зубами за отворот куртки, хищник остервенело замотал головой, разрывая материю. Но для него исход схватки был предрешен. Выставив мессер почти вертикально, боксер вогнал клинок в живот волка, и резко дернул вверх, разрезая шкуру и мясо зверя.

Взвыв, противник завалился на бок, полоснув, напоследок, когтями по груди сержанта. Тяжело дыша, весь залитый кровью, и своей, и животного, Лешка сел на земле. Волк, дергаясь в предсмертных судорогах, валялся рядом.

— Мцыри отдыхает! — раздался возглас Булата.

Оказывается, он с Тарасом, услышав выстрелы, успел добежать до места боя, и неизвестно какое время стоял чуть поодаль, наблюдая за сражением.

— Пошел ты! — крикнул Калач.

— Яка тварюга клята… — изумился казак, окинув взглядом поляну.

— Не ранен, wolfshund? — поинтересовался я у победителя.

— Так, царапина, — отмахнулся Алексей, вытирая лезвие об штанину.

— Не могли волки такое сделать, — заверил Татарин.

Конечно, не могли. В этом с Закировым был солидарен и я, и Наиль, и даже боксер, который до этого волков видел только на картинках да в зоопарке. Приятно осознавать, что кто-то сильный и большой, прямо как КГБ, покромсал в куски десяток выродков, облегчив нам жизнь, и, в такой же мере неприятно было осознавать, что неведомая тварь, скорее всего, и нас рассматривает лишь с точки зрения своего меню.

Радовало лишь то, что японского джипа поблизости не было. Значит, Даша успела продвинуться дальше, и, возможно, до сих пор жива. А что? Соляры — хоть залейся, патронов — хоть застреляйся. И бойцов еще осталось целых семь штук, как патронов в барабане Нагана. Будем искать.

— Gutten tag, — усмехнулся я, глядя в бинокль на колонну автомобилей. — Gutten tag, mein lieber freund.

В паре километрах от моей позиции, поднимая клубы пыли, двигалась процессия из четырех автомобилей — двух "Хаммеров" и двух потрепанных "Дефендеров". Даже если бы я не знал о спасательном отряде НАТО, и то, наверно, догадался бы, кто может рассекать по Кавказу на таких аппаратах.

Сохновскую мы еще не догнали, и теперь, когда на горизонте появились отнюдь не миролюбиво настроенные миротворцы, затаившись, чтобы пропустить их, потеряв уйму времени, наверно, еще нескоро нагоним. Душу приятно грело осознание того, что янки не знали, что их пилотам спасатели уже без надобности. Им бы, скорее, пригодился священник. И, возможно, большинство америкозов вскоре последуют за своими друзьями. Бог им судья.

И совесть меня, по части того, что оставляю противника в живых, абсолютно не мучила. Государство, которому я давал присягу, перестало существовать, свои моральные обязательства перед Морозом я считал выполненными после того, как капитана ВВС США слопала неведомая тварь, а относительно стапельного отряда НАТО я вообще никому ничего не обещал. У хорошего командира всего две задачи: выполнить приказ, и позаботиться о том, чтобы большая часть личного состава осталась в живых. Причем конфронтации с хорошо вооруженными и отлично обученными американскими солдатами со второй задачей сочетались мало. А с первой не перекликались вообще никак.