Еврейские пираты Карибского моря - Эдвард Крицлер

В 1544 году Карл уехал из Испании во Фландрию и не возвращался до 1556 года. Карл отбыл в печали, а его враг Синан радовался. В том году он находился в Суэце, порту на Красном море, и собирал флот, чтобы помочь индийским князьям бороться с португальцами. Там его нашло послание от Барбароссы, сообщившего об освобождении похищенного сына Синана. Пять лет назад испанцы захватили мальчика, ехавшего к отцу после очередной победы. Его отправили к правителю Эльбы, который крестил мальчика и растил его при дворе. Барбаросса несколько раз пытался выкупить его, но безуспешно. Наконец, в 1544 году, находясь возле Эльбы, он снова послал предложение о выкупе, но ему ответили, что «религиозные принципы не позволяют отдать крещеного христианина язычникам». Взбешенный Барбаросса разграбил город Пиомбино и взорвал форт. Тогда правитель Эльбы отдал ему своего фаворита[101].

В 1551 году Синан, ставший губернатором Алжира и капудан-пашой, командующим эскадрой, захватил Триполи. Он посадил в тюрьму мальтийских рыцарей, перебравшихся туда со своего острова. Синан выслал их в Константинополь, заставил пройти в цепях перед султаном, а затем, чтобы показать, насколько он благороднее, чем был Карл в Тунисе, освободил униженных рыцарей.

В мае 1553 года Синан отправился в последнее задокументированное путешествие. Он вышел из Дарданелл со ста пятьюдесятью кораблями, в том числе двадцатью французскими галерами, и разграбил южное побережье Италии и берега Сицилии. Перед возвращением в Константинополь он по просьбе короля Франции высадился на Корсике и изгнал оттуда генуэзцев. Это последнее из известных нам деяний знаменитого еврейского пирата, прославившегося гуманным обращением с пленными и магическими способностями. Его команда клялась, что для измерения высоты звезд и определения положения на море Синану достаточно арбалета (на самом деле арбалет был «жезлом Иакова» — ранней разновидностью секстанта).

Последние годы Карла не были особенно счастливыми. В 1556 году он отрекся от престола в пользу сына Филиппа II, половину империи отдал брату Фердинанду, а сам затворился в монастыре[102]. Венецианский посол писал, что Карл жаждал «не территорий, но мира и покоя»[103]. Однако война оставалась его занятием, не отпускавшим так быстро. Последние два года жизни император провел в компании монахов за ловлей форели в быстрых ручьях и попытках синхронизировать сто пятьдесят девять часов из своей коллекции. Говорят, что, потерпев неудачу, он воскликнул: «Каким дураком я был, если думал, что могу заставить всех людей следовать одной религии и объединиться в моих владениях, а сам не в состоянии даже заставить часы показывать одинаковое время?»[104]

В 1558 году, после долгой болезни, измученный подагрой, превратившей его в инвалида, Карл произнес: «О Боже, я иду!» — и скончался. Синан, всегда остававшийся для императора занозой, умер в том же году. На его надгробном камне на стамбульском кладбище Скутари можно прочесть: «Для друзей Синан был словно Иосиф, враги страшились его, как копья. Будем же молиться за рай для Синана, пусть Бог наполнит его душу радостью… Капудан-паша вошел в царство Божественной Милости»[105].

Оценивая империю Карла, нельзя не заметить, что император довел страну до истощения ресурсов. Империя оказалась чересчур велика, а враги, противостоявшие императору, слишком сильны. Исторические тенденции были против него. Испания прекратила производство. Пользуясь золотом и серебром Нового Света, испанцы покупали все необходимое, из-за чего цены удвоились. Европа процветала, а Испания в момент отречения Карла уже имела двадцать миллионов долга.

Перевод Библии на немецкий язык, осуществленный Лютером в 1534 году, стал краеугольным камнем протестантизма. Несмотря на все усилия ордена иезуитов, основанного в том же году и считавшегося воинством Божьим, несмотря на Контрреформацию, поддержанную Карлом, ересь распространялась со скоростью эпидемии. Даже престиж Карла как завоевателя Туниса был запятнан, когда сын тунисского эмира (ранее признавшего себя вассалом императора) сверг и ослепил своего отца, а затем перешел на сторону турок. Испанский командующий в Ла-Голетте отрекся от своей веры и принял ислам.

Карл не мог обратить вспять время. Он возмущался, когда враги оказывали помощь сефардам, которых император считал своими еретиками. В середине века король Франции Генрих II позволил «португальским купцам», известным как «новые христиане», поселиться в Бордо и Байонне, двух портах на побережье Атлантического океана. Пятьдесят тысяч других сефардов поставили свои способности на службу султану, правителю враждебной империи. В 1551 году испанец, посетивший Турцию, проклинал португальских евреев за перевооружение армии: «Чтоб они все потонули в море, к радости Господа! Они обучили наших врагов злодействам войны — как делать аркебузы, порох и пушечные ядра, отливать пушки и изготавливать кремневые ружья»[106].

Сефарды стали доминировать в торговле на Карибском море во время правления Карла. Открытие Америки и создание новых морских путей на Восток поместили всемирную торговлю в пределы, населенные сефардами. К середине столетия сухопутные пути на Ближний Восток утратили свое значение в пользу морских. Донья Мария де Толедо до своей смерти в 1549 году трудилась вместе с купцами-конверсос над превращением Ямайки из гибнущей колонии в процветающий перевалочный пункт, естественное (хотя не совсем законное) развитие событий для острова, лежавшего на пересечении морских путей из Испании и Нового Света.

Хотя Карл постарался выгнать всех новых христиан из Антверпена, он терпел их присутствие в Новом Свете. Его сын Филипп II продолжал следовать тем же курсом. Монарх счел, что финансовые интересы требуют игнорировать обилие конверсос среди купцов и управляющих и осознанно разрешал новым христианам служить в Новом Свете королевскими казначеями, нотариусами и судьями. Пока они преклоняли колени перед Иисусом, никто не подвергал сомнению их веру. Но когда новые христиане стали распоряжаться всей хорошо налаженной богатой торговлей через Севилью и Лиссабон, они стали проблемой. В их присутствии больше не было необходимости, и старые христиане «с чистой кровью» возжелали занять их место. Это означало инквизицию.