Как пережить расставание - Дафна Роуз Кингма

«Я рыдала три дня подряд, без остановки. У меня было такое чувство, что все, что мы пережили вдвоем, буквально обрушилось на меня, и я должна была все это оплакать. Будто перед мои глазами крутили кино. Вот вся твоя жизнь. Все самые счастливые, нежные моменты, все страдания, все вернулось ко мне, и я должна была оплакать каждый момент своей жизни».

«Сегодня я в первый раз — в буквальном смысле впервые — вышел из дома. Чувствую себя каким-то слабым, но словно очищенным. Мир вокруг кажется странным. Незнакомым. Новым. Но мои раны еще кровоточат. Не уверен, сумею ли я справиться с этими чувствами».

Вместе с горем возникает страх, ощущение, что ваши слезы каким-то образом неприемлемы, что плакать нельзя. В нашей культуре люди боятся глубоких проявлений чувств, особенно слез. Мы привыкли убеждать себя в том, что сумеем стать сильнее, счастливее или добьёмся больших успехов, если научимся сдерживаться, справимся со слезами. В каком-то смысле мы сумели убедить себя в том, что взрослому человеку (или американцу) не пристало плакать. «Не понимаю, почему я так расстроился, — сказал один мужчина. — Я никак не могу взять себя в руки». Или «Я отправился пообедать и вдруг принялся громко кричать прямо в ресторане. Я чувствую себя кретином. Я в полном замешательстве, я похож на идиота. Не могу удержаться от слез».

Или: «Когда же это кончится? Я не могу работать; я вообще ничего не могу».

«Я был жалок, я плакал, не стесняясь собственных детей. Что они подумают о своем отце?»

«Я рыдала как дурочка. Моих друзей уже тошнит от меня. Не представляю, как мне с этим справиться».

Это трагедия, когда в тот самый момент в нашем эмоциональном процессе, когда слезы подкатывают к глаза и проливаются, когда мы не в состоянии удерживать их, мы внутренне протестуем против слез, стыдимся их. Наши сердца и тела отчаянно желают выплакаться, облегчить горе, но укоренившиеся в нас мифологические представления приказывают нам сдержать слезы, проявить выдержку, не дать чувствам захлестнуть себя. По всем этим причинам, когда нам все же не удается удержаться от слез, мы начинаем ощущать себя слабыми, потерянными и пугаемся.

Много раз я слышала, как люди, переживающие самый драматический эмоциональный этап в свой жизни, извиняются за свои слезы. «Простите, — говорят они, шаря в карманах или сумочке в поисках носового платка, — извините меня. Одну минуточку. Сейчас я соберусь».

Но это не тот момент, когда следует проявлять выдержку. Это время носовых платков и горьких слез. Когда вам тяжело и плохо, слезы естественны, и чем больше вы плачете, тем больше облегчаете боль. Хотя многие люди опасаются, что слезы затопят их и никогда больше не иссякнут, уверяю вас, такое никогда не случается. Чем больше вы плачете, тем больше облегчаете свои боль и горе, значит, тем скорее зарубцуются ваши раны.

Только почувствовав себя потрясенным и разбитым до основания, дойдя до самых горьких слез, до глубины отчаяния, надежд, мечтаний, ожиданий и воспоминаний, вы сможете потом вновь собрать себя воедино и обрести былую цельность.

Ваши слезы не только важны, но и просто необходимы. Они являются той движущей силой, которая способствует процессу исцеления. Отнеситесь к слезам с должным уважением. Не сдерживайте их. Не надо стыдиться слез.

Важно воспринимать слезы как критическую часть процесса исцеления, знать, что вам просто необходимо пройти через этот «слезливый» этап и перерасти его. Я могу вас уверить: вы не всегда будете чувствовать себя так плохо, и чем полнее вы позволите себе отдаться горю, тем быстрее сумеете справиться с ним.

Посмотрим правде в глаза: этот союз подошел к концу

Наступает момент, когда на человека снисходит спокойное осознание того, что его союз или брак действительно закончился. Да, все указывает на то, что взаимоотношения не поддаются восстановлению. Даже если вы попытаетесь пойти на компромиссы, ничего не выйдет. Ваш союз уже не возродится, разрушенных отношений не исправить.

«Никакие обещания не помогли. Я сделала все, что могла. Обещала ему достать луну с неба; испробовала все. Ничего не сработало. Я начинаю примиряться с реальностью и привыкать к мысли о том, что наш брак действительно скоро закончится. Он уже закончился».

Опыт соприкосновения с реальностью часто следует за периодом скорби, когда вы все еще связаны нитью надежды на то, что произойдет чудо. «Я сделаю все, что угодно, только скажи, что это не так». Одновременно ваши непросыхающие горькие слезы свидетельствуют о том, что на некоем глубинном, почти примитивном, уровне вы уже смирились с тем, что выхода нет, возврата быть не может.

После интерлюдии горя, после очищения слезами часто наступает время потрясающей ясности, когда мы говорим себе: «Теперь я хорошо понимаю, что наши отношения действительно закончились».

«Не знаю, почему, но после многих дней, проведенных в пропасти отчаяния, слез, безумных клятв и надежд, я вдруг ясно осознала, как будто увидела написанное черным по белому: все закончилось. После этого, хотя я понимала, что мне понадобится еще много сил, чтобы справиться с собой, я уже смогла собраться и подумать о том, что ждет меня впереди.

Последняя надежда умерла. Я переступила некую эмоциональную черту».

Для большинства из нас это время эмоциональных прозрений, когда то знание, которое мы пытались отмести, неминуемо поднимается на уровень нашего сознания. После такого момента принятия правды и примирения с ней начинается процесс исцеления, поскольку до тех пор, пока мы не посмотрим прямо в лицо свершившемуся факту разрыва, мы не сможем вступить на путь исцеления.

Это только моя вина

Принятие реальности приводит нас к попытке понять причины завершения нашего союза, выработать какие-то объяснения, чтобы обосновать разрыв или развод для самих себя. Так или иначе нам нужно объяснить себе, почему все произошло именно так. Как правило, первое объяснение, которое приходит нам в голову, звучит так: «Все это моя вина. Нельзя было столько времени проводить на работе. Жена права. Я должен был уделять больше внимания детям».

«Все правильно. Я действительно вел себя, как лентяй. Я никогда ничего не делал по дому. Она права; я никогда не делился с ней своими чувствами. Я все держал в себе. Наверное, я напоминал ей бесчувственный памятник. Действительно, когда я сейчас об этом думаю, то не представляю, как она мирилась с этим столько лет».

«Я вел себя ужасно, как шовинист, был занят только собой. Я действительно обращался с ней как с низшим существом; хотел от нее невозможного. Невнимательный любовник; самовлюбленное ничтожество. Она права, я все принимал как должное. Я обращался с ней как с женой, а она хотела, чтобы я увидел в ней личность. Я ужасен. Я ужасный человек. Теперь наш брак распался, и это только моя вина».

«Это только моя вина. Я проводила слишком много времени с детьми. Дети были для меня всем. Это правда; я бегала по дому растрепой; одевалась только, когда шла в церковь или на ланч с подружками. Он прав; самое лучшее я отдавала другим, а ему доставались одни „объедки“ моего внимания».