Шальная музыка - Михаил Черненок

— Маманя, ты кому там арапа заправляешь?

Мария Анисимовна, вконец растерявшись, промолчала. В прихожей за ее спиной появилась плечистая фигура Сипенятина. Увидев Бирюкова, Вася прищурился:

— Начальник?.. Соскучился обо мне?.. — И широко блеснул золотыми зубами. — Ну, заходи! Мы тут восточные манты заварили. Не побрезгуешь, ужинать станем…

Мария Анисимовна неохотно посторонилась, пропуская Антона в прихожую. Разминувшись с ней, Бирюков вошел в скромно обставленную комнату с обеденным столом посередине. На столе дымилась большая миска, переполненная только что отваренными мантами. Сказав матери, чтобы несла из кухни еще одну «посудину для гостя», Вася выключил магнитофон, предложил Антону стул и сам уселся напротив.

— Приглашал заходить, а теперь вроде не рад? — спросил Антон.

Сипенятин усмехнулся:

— Имея дело с угрозыском, не сразу сообразишь, когда радоваться, а когда плакать. Вы ведь как телевизионные Знатоки. Не те, которые отгадывают: «Что? Где? Когда», а которые шибко умно следствие ведут. У меня же, прямо скажу, никакого желания нет соревноваться с ними.

В комнате так аппетитно пахло, что у Антона засосало под ложечкой. Мария Анисимовна принесла глубокую тарелку с вилкой и, тревожно косясь на Бирюкова, стала накладывать в нее крупные манты. Сипенятин, заметив тревогу матери, улыбнулся:

— Не секи взором, мать. Это хороший человек. Мы с ним две пятилетки знакомы.

— Не сбили бы опять эти знакомые тебя с пути, — недовольно проговорила старушка.

— Не собьют! Они, наоборот, на путь истинный наставляют. Садись, маманя, с нами..

— Я, сынок, на кухне привыкла. Кушайте без меня.

— Ну, было бы предложено…

Когда остались вдвоем, Сипенятин посерьезнел:

— Начальник, клянусь, про Зуева ничего не знаю. Зря меня пасешь!

Глядя на Сипенятина, Антон сказал:

— Василий, мне нужна твоя помощь в серьезном деле.

Сипенятин увильнул от ответа:

— Давай мантами заправимся, пока не остыли. После про дела толковать начнем.

Бирюков не стал возражать. По вкусу манты почти не отличались от сибирских пельменей, только луку в них было больше. Ели молча, не торопясь. Потом Вася принес из кухни две вместительных пиалы и большой фарфоровый чайник с крепкой до черноты заваркой. Разливая чай, сказал:

— Теперь можно и побазарить. На сытый желудок нервы крепче и кумекается спокойней. Что помогать-то начальник?

— Надо, чтобы ты по старой памяти роль сыграл, — прямо заявил Бирюков.

Большие глаза Сипенятина стали еще больше:

— Я столько нафестивалил в жизни, что совсем не хочется влезать в новый концерт. Извиняй дико, но ни воровать, ни кирять не буду даже ради тебя.

Антон улыбнулся:

— Этого не придется делать. Хочу пригласить тебя за компанию в безалкогольное кафе.

— Я не БХСС. Чего мне там делать?

— Надо посмотреть, не заглядывают ли туда твои знакомые, кто еще не одумался, как ты.

Вася отрицательно крутнул головой:

— Старых корешей закладывать не буду. Пусть они сами одумываются, без моей помощи.

— Василий, мне вот так это надо… — Антон ребром ладони провел по горлу.

— До зарезу?

— До зарезу.

— Думаешь, уголовники пристрелили Зуева?

— Думаю, они.

— Не музыканты?

— Нет… — Бирюков помолчал. — Если и музыканты, то руками уголовников.

Вася насупился.

— Пиявок, которые прячутся за чужой спиной, не терплю. Где находится та безалкогольная контора?

— Где старый цирк был.

— Ну-у-у… — разочарованно протянул Сипенятин — Пустой номер, начальник. От скуки вчера заглядывал в ту богадельню. Там по цветному телеку молодежную чепуху гонят, и за такое, доступное всем кино, хочешь не хочешь, надо или мороженого до посинения нажраться, или два стакана помоев через соломинку выцедить. Хотел бармену шум устроить, но он, хоть и толстый амбал, прижал уши и без всяких-яких вернул мои два целковых. Даже пригласил в другой раз приходить.

— Давай воспользуемся этим приглашением.

— Пошел он на фиг! В гробу я видал толстяка вместе с его цветным телеком.

— А прежних дружков в кафе не видел?

— Там вообще народу не густо было. Тоскливые девочки дымили сигаретами. Если б у меня настроение не испортилось, запросто договорился бы с ними насчет картошки дров поджарить..

После недолгих уговоров Сипенятин согласился поехать в кафе к Труфанову, только с условием «Не корешей закладывать, а просто похохмить». Когда Антон стал излагать свою задумку, Вася насторожился:

— Значит, надо сделать вид, будто я у тебя в шестерках?

— Можешь по свежей памяти изобразить телохранителя, чтобы не унижаться, — улыбнулся Бирюков.

— Мне один черт, какого клоуна изображать.. — Сипенятин почесал затылок. — Только, начальник, ты ведь сам провалишь дело. Ну какой ты мне кореш?.. У тебя на лбу написано, что не блатняк.

— В колониях не только блатняки отбывают наказание.

Вася вроде удивился, как это сам не смог додуматься до такой простой истины.

— Хм… Тут ты правильно усек. Последний раз в зоне долбил со мной землю интеллигентный расхититель соцсобствениости. Большой шишкой старик на воле был. Командовал хлебо-булочной выпечкой целой области. На любовнице, придурок, сгорел. Аж на сто пятьдесят тысяч надарил дорогих цацек, а когда молодая шалава кинула его, хотел через суд содрать с нее те украшения. Во дебильный чудак, а?.. Задумайся: сколько булочек надо расфуговать налево, чтобы такие тысячи урвать у государства? А мы в Канаде муку покупаем, золотом платим. Проблема?..

— Проблема, — согласился Антон и встал из-за стола. — Собирайся, Василий, время поджимает.

Сипенятин провел ладонью по белым, словно мыльная пена, волосам:

— Мне собраться — только тюбетейку накинуть.

В комнату вошла сгорбленная Мария Анисимовна и стала молча убирать со стола посуду.

— Не теряй меня, — сказал ей Сипенятин. — Я на дело ухожу.

Одна из тарелок выскользнула из рук старушки и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги.

— Ты что, мать, посуду хлещешь?! — воскликнул Вася. — На счастье?..

Прижав к груди тарелки, Мария Анисимовна умоляюще заговорила:

— Одумайся, сынок, опять в колонию залетишь…

— Не ворожи, маманя! Я давно налетал свою норму. Теперь полезным для государства делом занимаюсь.