Темный ангел одиночества - Инна Бачинская

– А вы знаете, что Марта пропала?

– Значит, это она в новостях? – ахнула Алена Андреевна, закрывая рот ладошкой. – Я еще сказала Мусе… это моя сестра, что похожа на Марту! Смотри, говорю, похожа на Марту! Значит, она. Господи, какое несчастье! Бедный Евгений Сергеич, как он теперь?

Странно, что она не спросила про Марту!

– Алена Андреевна, а что они за люди?

Несмотря на сонный вид, она любила поговорить – нужно было только нащупать болевую точку. Похоже, мне это удалось.

– Евгений Сергеич очень душевный, не жадный, у них вся семья такая. Я и тетку его знаю, и двоюродную сестру. Он всегда страдает из-за своей доброты. Я ходила к ним, когда он был женат, два раза. Не приведи господь! Я сказала, что ухожу, не могу больше… грубые, матершинницы, особенно первая… бросила в меня ночным кремом! Попала в стенку, крем вывалился на ковер! Сколько лет живу, никогда такого не видела. Он чуть не со слезами просил, а я ни в какую, ушла к его тетке – старая, лет восемьдесят, но в уме и при памяти, смешливая, книги не по-нашему читает и громко смеется, я сначала даже думала, что ку-ку, да красится, как девчонка, а он пришел и сказал, что развелся и чтобы я вернулась. А вторая отказалась от моей готовки – из ресторанов, вишь, им носили, на одни рестораны денег немерено выбрасывали, я ему так и сказала! Он сказал, что моя готовка ему лучше, но Влада… ее Влада звали, настаивает. Очень мягкий, слова поперек не скажет. На него так и летят всякие стервы и сразу на голову норовят. И давай командовать, чтобы все по-ихнему. Обратно развелся, с этой Владой тоже. Говорит однажды: «Алена Андреевна, я развожусь!» А я ему: «Поздравляю!» Потом еще одна ходила, тощая, прокуренная, вроде Люба или как-то похоже, чисто тебе солдат в юбке. Я аж похолодела, когда увидела, – ну, думаю, опять попался Евгений Сергеич! И так осторожно ему говорю: она неплохая, эта Люба, но уж очень много смолит! А у вас, говорю, астма. Был у него раз или два приступ астмы. Как бы, говорю, вам хуже не стало. Он и отвадил ее.

Я невольно улыбнулась – получалось, Евгений расставался со своими подругами и женами исключительно из-за Алены Андреевны, следуя ее добрым советам.

– А потом прихожу, а там Марта! – Алена Андреевна расплылась в улыбке. – У меня аж от сердца отлегло. – Она задумалась, все еще улыбаясь. Потом сказала: – Она живая, если вы чего думаете. Такие должны жить, не помирают вот так раз-два за здорово живешь. Живая. И не было ее там, на том перекрестке, да еще и вечером. Не верю! Похожа, и шуба такая, но не она. Марта все больше дома сидит, музыку крутит, кино смотрит, никуда не лезет. Книжки читает. Смотрит на меня, молчит, улыбается – глаза синие, как у ангела. Мы с ней и двух слов меж собой не сказали, а у меня на душе как ангельские трубы поют! И где, думаю, откопал Евгений Сергеич такое чудо? Третья жена, говорят, от дьявола, а эта – сущий ангел. Он работает в кабинете, а она рядом примостилась, на диване с книжечкой. И все за ручки, все вместе, и выходила только с ним. Как я понимаю, после аварии, когда ее муж погиб… большой человек, говорят, был, она боялась на улицу одна и машин боялась.

– Ее нет уже шесть дней, – сказала я. – Не могут найти.

– Как шесть дней? – ахнула она, всплеснув руками. – Да как же это? Я не знала… Евгений Сергеич велел пока не приходить. У него гости были из-за границы, даже ночевать оставались, и она ушла к родителям, квартира пустая уже сколько лет стоит. А мужнину они продали – сразу, как она к нему переехала. Пропала? Куда же пропала-то? Вы у нее в квартире смотрели? Она живет на Театральной, тут недалеко, в самом центре, дом старый. Может, дома. Больше негде ей быть. А по больницам искали?

– В больницах ее нет. Нигде нет. Может, у подруг…

– Какие подруги? – всплеснула руками Алена Андреевна. – Разве ж какая другая выдержит с ней? Они ж все до одной против нее мымры! – Алена Андреевна махнула рукой. – Бедный Евгений Сергеич! Это его сглазили!

– Кто?

– Мало ли лихих людей! Да хоть Люба эта. Или еще один, все время бегает, из газеты, толстый из себя. С Марты глаз не сводит, бросается, как волк на овечку, да за ручку – хвать! И ну целовать! Вот и сглазил. Она как чувствовала, что люди злые вокруг, из дома ни ногой. Стоит, бывало, у окна, смотрит на улицу, из-за занавесочки выглядывает…

«Одним из газеты», который все время бегал, был, видимо, журналист Леша Добродеев.

– Ой! – вдруг вскрикнула Алена Андреевна, хватаясь за голову. – Засиделась я с вами, бечь надо! Звоните в любой момент, чем смогу! – И исчезла.

А я осталась – допила чай и попыталась рассортировать полученную информацию. Ничего нового я не узнала: сидит дома, молчит, слушает музыку, ангел. Что-то торило дорожку в подсознании, какая-то мысль стремилась наружу… О любом человеке есть что сказать. И позитивного, и не очень – все мы черно-белые, полосатые, в клеточку, и только одна Марта воспаряла над в ослепительно-белых одеждах и с крыльями.

Галка, например, замечательный человек, но любит покричать, скандалистка, обожает жареную картошку, может одна умять коробку конфет, иногда туго с юмором, обожает сериалы и сплетни. Леша Добродеев – трепач, сплетник, все время врет, не дурак выпить, волочится за каждой юбкой, причем исключительно из любви к искусству, излишне восторженный – часто переигрывает. По слухам, любит подслушивать.

Ситников – мачо, лидер, паровой каток и шовинист. Сидеть и молчать! Все за мной! Плевать хотел на одежду – до полного неприличия – и всеяден. Пьет виски, после чего говорит гадости. Никогда потом не извиняется.

Вы понимаете, что я хочу сказать… Да и я сама – неуступчивая, помру, а не покорюсь, а все ваши женские штучки-дрючки – не дождетесь! Прямая, как рельса, говорит Галка. А о Марте все как один, как сговорились: ангел. И что бы это значило? Кроме Лолы, но у той личный интерес.

Я вытащила из сумочки фотографию Марты – она смотрела на меня улыбаясь – синие глаза, рыжая, с ямочками на щеках. Может, ничего не значило. Просто на фоне остальных действительно ангел. Но хоть что-то должно быть? Жадная, разбрасывает одежду, цыкает зубом, плюет на пол, наконец. Хоть что-то! Про Евгения понятно – мягок, добр, позволяет сесть себе на голову… им всем. Всем, кроме Марты, которая не пыталась. Какой смысл в ее исчезновении?

Лола ее терпеть не может. Юнона? Ревнует, наверное. Может, эти двое приложили руку… Галка уже выдвинула подобную версию – я ее высмеяла. Люди пропадают без следа – уходят из дома, и с концами. Теряют память, попадают в руки маньяков, машины сбивают. Некоторые исчезают, даже привезенные в травмопункт – с носилок. Таких, правда, мало. Вернее, всего одна – Марта! Не знаю, что и думать. Не с моими данными решать, что и как. Закон парных случаев… парных случаев или подлости. Призрачная Нонна, чей след давно остыл, и еще недавно реальная Марта, чей след с каждым днем становится холоднее. Боюсь, Евгений сильно переоценил мои скромные детективные способности.

Бедная Марта…

Оставив кафе, я бездумно шла по вечернему городу. Снегопад прекратился, землю накрыла неожиданная к ночи оттепель, и пронзительно и сладко запахло весной. Ноги принесли меня на улицу Театральную, к дому сорок шесть. Большой домина, из старых, как сказала Алена Андреевна, солидный подъезд, массивная арка; светилась половина окон примерно, вторая половина зияла черными провалами. На первом этаже – магазин с окнами, замазанными известкой, – ремонт, видимо. Памятуя Галкину науку, я ткнула в самые отполированные кнопки пульта, дверь открылась, и я вошла. Большой полутемный вестибюль, широкая мраморная лестница, длинное, с частым переплетом окно, уходящее наверх, старинные перила – удивительно, что нет консьержа, в домах такого класса должен наличествовать бородатый генерал-консьерж. Хотя стены подкопчены временем, свет тускл и мозаичный пол выщерблен; бросалась в глаза длинная трещина в оконном стекле – дому не повредил бы хороший ремонт. Пахло пылью. Квартиры находились на втором этаже и выше. Мне повезло, я попала во второй подъезд, и квартира десять находилась здесь, на третьем этаже. Дребезжащий громоздкий лифт, трясясь и лязгая, потащил меня наверх. Нас сопровождало глухое коридорное эхо. В кабине было жутко и почти темно. Чего я ожидала от визита к Марте, спросите вы. Не знаю, я действовала наобум. Потянуло взглянуть. А может, подействовали слова Алены Андреевны о том, что Марта дома – где же ей еще быть? Евгений забежал к ней в субботу, ее уже не было – уже или еще! – а в пятницу вечером ее телефон не отвечал. Я не знаю, был ли он там с тех пор – позвонить разве и спросить? Я достала из сумочки мобильный телефон, подержала в руке и сунула обратно – мне не хотелось говорить отсюда, из этой тишины с притаившимся эхом. Мне хотелось занимать здесь как можно меньше места. Чем-то угнетал меня этот дом…