Агент сыскной полиции - Ирина Мельникова

— ..Но если князь все-таки выдал ключ своему убийце, — ворвался в сознание Алексея голос Тартищева, который словно не заметил, сколь пристально его рассматривают, только начал тереть ладонью большой крестообразный шрам на лбу, будто хотел от него избавиться. И правда, в некоторые моменты он придавал Тартищеву откровенно злодейский вид… — То у него должны быть очень крепкие нервы, чтобы сначала задушить князя, после произвести обыск в несгораемом ящике, а потом закрыть замок и вернуть ключ на место… А впоследствии столь же хладнокровно размозжить череп своему сообщнику… В общем, что сие означает, мне пока неведомо. — Федор Михайлович тяжело вздохнул. — И чует мое сердце, Алеша, что это дело чем-то смахивает на несколько последних убийств.

Пятерых старух одну за другой удушили подушками и также ничего на первый взгляд не взяли. И убийца, кажется, тоже очень ловко карабкался по крышам. Неужто со старух он переключился на стариков?

— И он высокого роста, крепкого телосложения, при ходьбе чуть косолапит… — Алексей улыбнулся. — Помнится, вы сказали, что на ограде кладбища человек висел, которого вы приняли за мертвого… Если мне не изменяет память, он тоже в какой-то степени подходит под приметы убийцы. И не был ли еще кто-то третий в этом деле? Кому выгодно было расправиться с вами? Тот, кто вас по какой-то причине очень сильно боится, но убить не осмелился. Парни признались, что им велено было вас только проучить…

— Ишь ты, проучить! — Тартищев с интересом посмотрел на Алексея и погрозил ему желтым от табака пальцем. — Ох, сдается мне, Алеша, не так ты прост, как кажешься. Вон как умело разные события в одну кучу свалил! Но давай не будем забивать себе голову.

Завтра, то есть уже сегодня, — посмотрел он в окно, за которым отчетливо проступила розовая полоска зари, зависшая над лесистыми сопками и высокой колокольней Знаменского собора, — уже сегодня, — повторил он и сжал руку в кулак, — я вытрясу душу из тех молодчиков, что встретили меня у кладбища. Надеюсь, за сутки в арестантской они успели вспомнить, кто их нанимал начистить рожу Тартищеву.

Алексею показалось, что он только-только успел дотронуться головой до подушки, а уже Никита тормошит его, не давая возможности как следует прийти в себя:

— Вставайте, вставайте, Алексей Дмитрич, сам вас требует! Вавилов у него. — И, оглянувшись на дверь, заговорщицки прошептал:

— Кажись, схватили этого антихриста, который Дельмаса удушил. Ванька всю ночь по засадам протыркался, но сейчас доволен, спасу нет!

С трудом попадая руками в рукава рубахи, а ногами в сапоги, Алексей кое-как оделся, пригладил встопорщенные со сна волосы ладонью, плеснул в лицо холодной водой и, выскочив из флигеля, помчался в кабинет Тартищева.

Вавилов, в сбитой на затылок фуражке, в грязном сюртуке и пыльных сапогах, сидел, развалясь, в кресле и, оживленно жестикулируя, рассказывал о перипетиях ночной охоты за Мозалевским. Говорил он быстро и нервно, сжимая в зубах нераскуренную папиросу, о которой, видимо, забыл с того момента, как сунул ее в рот. Тартищев, присев на подоконник, молча слушал его, лишь изредка почти с остервенением тер бритый затылок, словно пытался избавиться от засевших там мыслей. Шрам на лбу побагровел, и Алексей подумал, что главный сыщик Североеланска по какой-то причине в не слишком хорошем настроении, возможно, потому, что тоже не выспался. Завидев Алексея, он молча кивнул ему на маленький диванчик рядом с собой.

— ..У Верки его не оказалось, да мы и не слишком надеялись, что он там заляжет. — Вавилов бросил быстрый взгляд на Алексея, но тот так и не понял, удивлен ли, недоволен ли лучший агент уголовного сыска его неожиданным появлением в кабинете Тартищева. — Поэтому проверили двух ее подруг, Марию Кислову и Аглаю Мережкину. Обе девицы известного поведения, но в голос заявляют, что Верка теперь на содержании у купца Громыхалова, живет как барыня в снятой им квартире, разодета как картинка, в общем, все как полагается, поэтому нужды встречаться с бывшим любовником у нее нет. Сам Мозалевский на Разгуляе не появлялся, если было бы иначе, девки непременно узнали бы, потому как еще с прошлого года за ним числится пять целковых долгу Кисловой, и она просила своих людей, что, как только он появится, стрясти с него финажки, которые ей самой ой как нужны! — Вавилов провел ребром ладони по горлу, показывая, как нужны деньги Веркиной подружке, и продолжал:

— Но я все-таки оставил двух агентов вести наблюдение за Веркиной квартирой, чем черт не шутит, а вдруг объявится. Из разговоров с девками удалось выяснить, что помимо Разгуляя Мозалевский любил бывать в трактирах на Баджейской улице, особенно в «Иерусалиме» и в «Калаче», иногда, когда бывали деньги, заходил в «Магнолию»…

Алексей быстро посмотрел на Тартищева, тот на него, но взглядом приказал молчать. Вавилов наконец вынул папиросу изо рта, с недоумением посмотрел на изжеванный мундштук и положил ее в пепельницу, в которой уже находилась точно такая же изуродованная папироса.

— Мы с Корнеевым и Потехиным, — назвал Вавилов еще не известных Алексею агентов, — взяли под наблюдение «Магнолию», еще двенадцать человек следили за всеми трактирами, кабаками и распивочными на Баджейской и прилегающих к ней улицах. За ночь трех человек, похожих на Мозалевского, задержали.

К утру всех выпустили. — Вавилов потер виски и поморщился. Видно, давала о себе знать бессонная ночь. — «Магнолия» открылась в семь утра. Я пристроился в портерной напротив за столиком у окна и сделал вид, что читаю газету. Корнеев под видом чистильщика сапог расположился напротив трактира, а Потехин изображал торговца баранками и прохаживался поблизости от его входа. Через час, смотрю, приказчик начинает на меня коситься. Пришлось показать карточку…

Вавилов перевел дыхание и, отыскав глазами графин с водкой, взял его и, отхлебнув прямо из горлышка, вытер губы рукавом. Алексей заметил его покрасневшие веки, ввалившиеся глаза и понял, что Вавилов действительно смертельно устал и держится только на этих быстрых глотках, которые на какое-то время помогают ему взбодриться.

— В восемь утра, со вторым ударом часов на городской башне, я увидел, что Корнеев сорвался с места и бросился через дорогу наперерез высокому человеку в сером пальто, в цилиндре и с тросточкой, Потехин кинулся следом. Меня как в голову стукнуло. Понял, что на этот раз не пустышка… Словом, только Мозалевский занес ногу на первую ступеньку, Корнеев налетел на него и с маху чуть не уронил на землю. Мозалевский схватился за перила. Потехин навалился на него, кричит: «Стой, не уйдешь!», но Мозалевский вырвался и бежать. Корнеев свистеть. Тут из подворотни выскакивает дворник и толкает в ноги Мозалевскому свою метлу. Мозалевский кубарем летит на мостовую, здесь мы на него и навалились, скрутили, как положено, и затолкали в полицейскую карету. Правда, пока его вязали, кто-то у Корнеева ящик со щетками и с ваксой спер, одна бархотка в руках осталась, и бублики по мостовой рассыпались… — Вавилов перевел дыхание и с торжествующим видом посмотрел на Тартищева, дескать, каковы молодцы, как здорово сработали и со столь незначительными потерями!..