Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект - В. Н. Суздальцева

благодаря атрибутивным компонентам, в общем виде указывают на место в социальной структуре: официальные лица, должностные лица, первые лица государства — 'представители страны', 'те, кто занят на руководящей должности' (аналогично современное: vip-персона — 'тот, кто принадлежит к элите, в том числе правящей'). Этим содержание данных лексических единиц исчерпывается.

Иронически обыгрывает указанное свойство существительного лицо Гоголь (в «Шинели»): высокопоставленный чиновник, к которому обращается за заступничеством отчаявшийся Акакий Акакиевич, называется на протяжении всего этого фрагмента и далее «значительноелицо» (обозначение чина и имени-отчества употребляются эпизодически):

«Нечего делать, Акакий Акакиевич решился идти к значительному лицу [здесь и далее выделено Гоголем — B.C.]. Какая именно и в чем состояла должность значительного лица, это осталось до сих пор неизвестным. Нужно знать, что одно значительное лицо недавно сделался значительным лицом, а до того времени он был незначительным лицом» [Гоголь 1995:141]; «Приемы и обычаи значительного лица были солидны и величественны, но не многосложны. Главным основанием его системы была строгость» [там же: 141–142] и т. п.

Семантическая опустошенность синекдохической номинации в сочетании с атрибутивным компонентом создают модус автора. Гоголь подчеркивает манеру, избранную главой канцелярии в общении с героем повести: желание казаться недосягаемым, чужим, вызвать страх (неизвестного всегда боятся). Все это лишь для того, чтобы утвердить свою значимость, принадлежность к высокой ступени в чиновничьей иерархии. Здесь главное не социальная роль, а соответствие поведенческой и речевой маске социальной роли.

Очевидно, что при назывании людей представление о лице, обозначенном номинацией, может строиться в двух противоположных направлениях: а) в сторону обогащения этого представления—> индивидуализация (таковы многие из приведенных выше номинаций-антропонимов); б) в сторону сужения, обеднения представления о названном —> деиндивидуализация и деперсонификация.

В российских СМИ последнего десятилетия деиндивидуализирующие и деперсонифицирующие обозначения стали весьма широко применяться в текстах, где речь идет о власти, о ее представителях. При этом бывают задействованы следующие языковые средства.

І. ДЕПЕРСОНИФИКАЦИЮ создают:

1) Метафорические переносы наименований из мира техники в мир людей: машина, аппарат, (в современных масс-медиа весьма употребимы) рычаги, эшелоны и нек. др. В.П. Москвин называет их «машинными метафорами» [Москвин, 2007: 380] и относит их возникновение к XVI веку, когда они стали служить «моделью объяснения и функционирования физического мира», затем распространились на сферу биологии, общества и «мир человека» [там же: 380].

В современных СМИ:

МАШИНА. Согласно словарю, это: «3. Публиц. О какой-либо организации, ведомстве и т. п., действующих, подобно механизму, бесперебойно, точно, ритмично» [Большой толковый словарь русского языка: 526]; «4. Разг. О человеке, лишенном каких-либо эмоций, действующем машинально, автоматически» [там же: 526–527]. Лексико-семантические варианты слова (3,4) связаны ассоциативно, и их семантические и оценочные качества переносятся на словосочетание «государственная машина», которое объединяет в себе понятия: 'органы государственного управления', люди, входящие в эти органы', 'система законов и способы управления': «Между странами идет мощнейшая глобальная конкуренция, страны бьются за человеческий капитал, а российская государственная машина тем временем генерит все больше документов, «пытаясь угадать волю принципала»» (Ведомости, 27.05.15); «Но, какие бы сокращения ни декларировались, желание бюрократичекой машины увеличиваться в размерах вечно» (АиФ, 2012 № 45);

АППАРАТ — государственный аппарат, управленческий аппарат, бюрократический аппарат, аппарат (без атрибутивного компонента). Словарь дает опять-таки два значения, имеющие отношение к власти. Аппарат — «3. Совокупность учреждений, обслуживающих какую-либо область управления или хозяйства… 4. Совокупность сотрудников учреждения, организации, какой-либо области управления; штат» [Большой толковый словарь русского языка: 44]. Например: ««Ведь все предыдущие сокращения аппарата приводили к его росту. Неужели нам для успеха модернизации нужно, чтобы Бенедикт XVI и в самом деле прислал нам инквизицию?» (АиФ, 2010, № 28, с. 6); «И не нужно питать иллюзий, что с сокращением числа министерств будто бы гармонизированы их интересы, уменьшился бюрократический аппарат, сократился объем его полномочий» (Незав. газ., 11.03, 2008).

В метафоры этой семантической группы входит и известная, ставшая со времен Сталина прецедентным феноменом метафора винтики (о советских людях). Сталин употребил ее на приеме в Кремле 25 июня 1945 года:

«Я поднимаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм» [Душенко 2003: 394].

Метафоры винтики — механизм, машина противопоставлены по семе «значимость». Мелкость, ничтожность, разъединенность в первом члене оппозиции и мощь, монолитность во втором. Это идет в параллель с главенствующей для массмедийного и политического дискурсов оппозицией «народ/власть» (при этом не следует забывать, что зачастую потеря одного винтика приводит к неисправности всего механизма в целом). Наполняемость дискурса подобными метафорами создает образ государства и тех, кто им руководит, — отлаженной, но при этом бездушной, безжалостной, методично подавляющей всех машины, чуждой идеям милосердия и гуманизма, — эффект деперсонификации.

Близко к «машинным» метафорам стоит и метафора тандем, которая с 2008 года стала обозначать деловое и политическое партнерство двух первых лиц страны: президента (в 2008–2012 гг.) Д.А. Медведева и премьер-министра в те же годы В.В. Путина. В прямом значении тандем, согласно словарю, — «Спец. Машина, механизм, в котором однородные устройства расположены последовательно на одной оси» [Большой толковый словарь русского языка: 1305] (в политический дискурс метафора перешла, скорее всего, из спортивной терминологии). Есть случаи употребления этой метафоры без отрицательных коннотаций, когда тандемность, тандем трактуются как позитивные явления, обеспечивающие слаженность действий (см., например, статью Михаила Винокурова «Тандем власти лучше двоевластия» — Арг. нед., 31.03.11). Однако чаще метафора насмешливо подчеркивает управляемость, слепое подчинение одного из участников тандема другому: «Вне зависимости от того, планировался ли весь сценарий с рокировками с самого начала, как жизнерадостно дал понять тандем на съезде [Единой России, в сентябре 2011 года — B.C.], или все-таки решение приняли на более позднем этапе, нежелание президента [Медведева — B.C.] хотя бы попытаться выйти за предначертанные рамки поразительно» (Огонек,17.10.2011, № 41).

См. также случаи иронического обыгрывания «машинных» метафор в заголовках печатных СМИ: «Аппаратная контрреволюция: Дмитрий Козак приступает к зачистке Белого дома» (загол. и подзагол., Вр. нов., 12.07.07); «В Госдуме назревает аппаратная революция» (Stringer, 23.02.07); саркастическое: «Кассовый аппарат: Администрация президента России контролирует десятки миллионов долларов (загол. и подзагол., Нов. газ., 2005. № 8).

2) К деперсонификации приводят и очень распространившиеся в массмедиа первых пятнадцати лет XXI столетия метафорические переносы терминов точных и естественных наук, использованные для обозначения организаций и людей, работающих в них: вертикаль, горизонталь, структуры, система и нек. др.: «Но вертикаль давит, и три месяца ему [Герману Грефу — B.C.] приходилось имитировать переговоры с Союзом театральных деятелей России» (Нов. Изв., 16.02.05); ««Наши» — капкан для ретивых, страховка системы от самых амбициозных и прытких» (Огонек, 2005, № 22) и т. п.;

3) Деперсонифицирующими являются и метонимические переносы, которые в прямом