Владелец кинотеатра - Андрей Быстров

— Оля, я прожил много лет… Если за эти годы я что-нибудь понял, так то, что мало есть на свете вещей, которые не могли бы произойти. Очень мало.

— Я думаю, когда власти занимались кинотеатром, там все было тщательно осмотрено?

— Я тоже так думаю.

— И не нашли никаких подземных машин?

— Из машин в кинотеатре можно найти разве что проектор.

Оля допила чай и встала.

— Виктор Геннадьевич… Спасибо за ваш рассказ, но…

— Я ведь говорил, что тебе это ничем не поможет. Но… Ты была в кинотеатре, ты встречалась с его владельцем… Какое впечатление он на тебя произвел?

— Приятный, обходительный человек. Угощал нас коньяком…

— О чем вы с ним беседовали?

— В основном о фильме, который мы перед этим посмотрели. Он сказал, что занимается поисками фильмов, не вышедших на экраны. Такое у него увлечение. Потом он еще говорил что-то о магии, но это я не очень хорошо запомнила, да и не все поняла. Что-то о тонких структурах, управляющих пространством и временем…

— Магия? — Виктор Геннадьевич нахмурился. — Магия как управление? Он говорил с вами об этом?

Удивленная, Оля снова села к столу.

— Виктор Геннадьевич, вы же всегда были атеистом, всегда высмеивали всякую мистику! А сейчас…

— При чем тут атеизм, — отмахнулся учитель. — Я атеистом был и остаюсь, но это совсем другой вопрос. Магия же, как элемент реального мира, инструмент воздействия и управления… Это старая идея. Впервые она была высказана, если не ошибаюсь, в тринадцатом веке, Альбертусом Фастийским в его труде «О мирах вышних и предлежащих». Впоследствии ее варьировали многие мыслители, но широкого распространения она так и не получила. Знаешь, мне кажется, инквизиция сжигала ведьм не столько из-за их мнимой связи с Сатаной, сколько потому, что святые отцы смутно осознавали — магия превосходно обходится как без Сатаны, так и без Бога… Конечно, им не хватало ни знаний, ни мужества, чтобы вскрыть эту парадигму и глубоко проникнуть в собственные мотивы.

— Вы верите в магию? — спросила Оля с нескрываемым изумлением.

— Верить или не верить можно в Бога. А в магии, понимаемой так, как ее понимал Альбертус и его последователи, нет ничего чудесного или сверхъестественного. Как столкнуть тяжелый камень с горы? Можно раскачать его палкой, рычагом… А можно произвести магический обряд. Составляющие элементы такого обряда, реальные и материальные, войдут во взаимодействие с такими же реальными и материальными силами физического мира — гравитационными, например. Потому что будут на это настроены. Разница между первым и вторым только в том, что первое известно всем, второе же — предмет тайных знаний немногих…

— Что-то похожее говорил и Кремин.

— Он объяснил, почему обращается к этой теме?

— Нет. Это как-то всплыло в разговоре о фильме… Хотя, постойте… В конце разговора он сказал, что это знание может помочь сохранить способность к здравому суждению…

— В определенных обстоятельствах, да?

— Да, он почти так и сказал. Виктор Геннадьевич, может быть, вы…

— Нет, Оля. Нет… Увы, добавить мне нечего. Только одно…

— Что?

— Будь осторожна, девочка моя. Будь очень, очень осторожна.

Ночью над городом пронеслась гроза, и хотя к утру тучи начинали рассеиваться, заметно похолодало. Стоя перед открытым шкафом, Борис раздумывал, как одеться в такую погоду. Он выбрал узкие брюки с темными галунами вдоль наружного шва; к ним хорошо подойдут светлые башмаки из коричневой кожи. Застегнув сорочку на груди тремя перламутровыми запонками, он повязал поверх воротника туго накрахмаленный галстук с двумя небольшими, соединенными цепочкой булавками. Жилет он выбрал черный; от бокового кармана к петлице тянулась часовая цепочка с брелоками. Затем Борис надел сюртук, положил в карман платок из тонкого батиста. Головной убор? Цилиндр — не ко времени суток, котелок не по сезону… Пожалуй, мягкая широкополая фетровая шляпа.

В прихожей возле двери были прислонены к стене очень изящная трость с ручкой в форме кольца и зонт из серого альпага. Учитывая погоду, Борис взял зонт. Мимоходом подумав о том, заложена ли уже пролетка, он протянул руку, чтобы погасить газовый рожок…

Его рука наткнулась на электрический выключатель. И снова, как тогда в супермаркете, что-то щелкнуло в его сознании, какие-то блоки памяти встали на место. Борис воззрился на свое отражение в зеркале, как на призрак. Сюртук? Жилет с часовой цепочкой?!

Он бросился в кабинет. На стенах, как и раньше, висели три плаката прежних размеров, но другие. Ни Элтона Джона, ни Кэта Стивенса, ни Гровера Вашингтона. Это были олеографии с картин (как следовало из подписей) художника Беркоса: «Первоначальный вид местности, где основан С.-Петербург», «С.-Петербург в год смерти Петра Великого» и «Современный С.-Петербург». Все подписи были выполнены в орфографических нормах девятнадцатого века, что было естественно, ибо в углу каждой олеографии стояли крошечные цифры, год печати: 1895. Олеографии выглядели совершенно новыми … Как те деньги.

Швырнув на диван шляпу, Борис бессильно рухнул на стул. Он вспоминал разговор о деньгах с Эдиком Старцевым. Подделка, имитация? Чепуха. Это невозможно, а если возможно, требует кропотливых трудов, приобретения обширных познаний в разных областях… Бумажные деньги, монеты — не одно и то же. Нет, это не подделка. Деньги настоящие… И Борис не сомневался, что аналогичный результат дала бы аналитическая экспертиза этих олеографий.

Он не думал о том, как попали к нему в квартиру олеографии и одежда, которую он какое-то время этим утром считал свой, каждодневной. Он не и думал о причинах странных сдвигов в его сознании. Думать об этом не имело смысла. Самое очевидное из предположений — безумие, галлюцинаторный комплекс. И может быть, давний… Тогда какие-то (если не большинство) из событий последнего времени могли и вовсе не происходить в действительности. Но такое предположение не слишком занимало Бориса — возможно, потому, что не слишком его пугало. Сумасшествие — это всего лишь болезнь. Правда может оказаться намного страшнее…

Переодевшись в джинсы и куртку, Борис аккуратно разместил в шкафу предметы одежды из иного столетия (разумеется, все они были новыми, как же иначе?), поставил туда же трость и зонт. Потом он выдвинул ящик стола, нашел там визитную карточку Монка, набрал телефонный номер. Знакомый голос откликнулся сразу.

— Да, слушаю.

— Альберт Игнатьевич? Говорит Борис Багрянцев.

— Рад слышать. Вы надумали продать книгу?

— Я уже объяснял вам, что книги у меня нет.

— Тогда чего же вы хотите?

— В беседе со мной вы сказали: «Я хочу купить нечто, принадлежащее вашей семье».