Желанная моя - Барбара Фритти

– Ты прекрасно знаешь, что я права, – покачала головой Алекса.

– Ты никогда не сомневалась в своей правоте.

– И обычно не ошибалась.

Его лицо просветлело.

– Алекса, ты стала еще самоувереннее.

– Жизнь научила. – Она помедлила, прямо взглянула в его глаза. – Брейден, не нужно притворяться со мной. Ты можешь быть самим собой, говорить, что думаешь, как раньше. В детстве мы о многом говорили.

– Говорила ты. Я слушал.

– Ты тоже говорил. Не я одна. Ты можешь отгородиться от меня сейчас, но ты не можешь переписать наше прошлое.

– Вероятно, мы просто по-разному помним наше прошлое, – заметил Брейден.

– Вероятно. Но мы можем начать новый отсчет сейчас. Мне хотелось бы заново познакомиться с тобой. Почему ты не хочешь дать мне шанс? – Алекса поднялась и протянула ему руку. – Держись. Не стесняйся.

Как только Брейден ухватился за протянутую руку, Алекса поняла свою ошибку. Прикосновение его руки отозвалось в каждой клеточке ее тела. Поднявшись, Брейден не отпустил ее, просто смотрел сверху вниз, как много лет назад. Алекса затаила дыхание, однако он не поцеловал ее, просто выдернул руку и отвернулся.

Ну и отлично, сказала она себе, стараясь успокоить сорвавшийся с цепи пульс. Поцелуи с Брейденом – последнее, что ей нужно, ведь, как и раньше, она через несколько дней уедет.

Брейден поверить не мог, что чуть не поцеловал Алексу. Что на него нашло, черт побери? На этом этапе своей жизни он не имеет права связываться с кем угодно, тем более с Алексой. Слишком много лет он потратил зря, думая о ней. И хотя было приятно снова увидеть ее, их жизненные пути разойдутся, как расходились прежде.

Теперь он шел медленнее, все еще испытывая боль в поврежденной мышце. Алекса права в одном: он терпеть не может чувствовать себя слабым. Он никогда не был хлюпиком, а армия еще больше закалила его, сделала сильнее. Однако сейчас он чувствовал себя собственным жалким подобием, и ему это совсем не нравилось. Хватит киснуть. Слишком долго он зализывал раны. Пора двигаться вперед.

– Ой, смотри. – Алекса резко остановилась, присела на корточки и протянула ему красивый шарик из голубого стекла. – Какая красота.

– Как твои глаза, – вырвалось у него прежде, чем он прикусил язык.

Слегка покраснев, Алекса распрямилась.

– Может, я увезу его с собой.

– И что будешь с ним делать? Ты теперь бухгалтер. – Если честно, он все еще не мог поверить, что подружка его детства, одаренная богатейшим воображением и творческими способностями, изо дня в день возится со скучными цифрами.

– Не знаю, – прошептала Алекса, убирая стеклышко в карман джинсов.

– Может, он напомнит тебе, какой ты когда-то была, – съязвил Брейден.

– Думаешь, мне необходимо напоминание?

– Может, тыдумаешь, что тебе необходимо напоминание? – возразил он.

Алекса нахмурилась.

– Терпеть не могу, когда на вопрос отвечают вопросом. Вспоминается психотерапевт, к которому таскала нас мама.

– Ты посещала мозгоправа?

– Сеансы психотерапии входили в семейные консультации, хотя папа выдержал только один раз, так что вряд ли это можно назвать семейным мероприятием.

– Ну, вы выговаривались, и вам это помогало? – В армии ему пришлось пройти курс психотерапии, но Брейден считал усилия специалистов абсолютно бесполезными. Правда, если честно, в отсутствии результатов было гораздо больше его вины. Лечение было принудительным, и он не желал изливать душу перед докторами.

– Мне нет, – признала Алекса, – а маме вроде помогало. Она любила поговорить о том, как плохо с ней обошелся отец, а врачу платили за то, чтобы он слушал. Кроме психотерапевта, у нее была только я, но чем я могла помочь? Я была подростком и не знала, что ей сказать. Только понимала, что должна поддерживать ее.

– Ответственность за чье-то счастье – тяжелая ноша, – тихо сказал Брейден. – Особенно, если этот человек – твоя мать. Должно быть наоборот.

– Ну, так уж случилось. Я день за днем делала, что могла, и не заглядывала далеко вперед, чтобы не сорваться.

Брейден начинал понимать, почему Алекса исчезла с его горизонта и почему перестала мечтать – ей пришлось возиться с матерью. Жаль, что она не доверилась ему. А потом нашелся кто-то другой, кто, наверное, помог ей.

Алекса остановилась у лестницы, ведущей с пляжа наверх к дому Уэллборна.

– Мы пришли.

Брейден поднял глаза на вытянувшийся вдоль обрыва, похожий на замок особняк. Двухэтажное здание с башенкой и «вдовьей дорожкой» не потеряло своего величия. После отъезда Алексы он редко забредал в эту часть пляжа. Слишком многое здесь напоминало о ней.

Калитка, ведущая к бетонным ступеням, была открыта. Три лестничных пролета тянулись к вершине утеса.

– Думаешь, дом пустует? – спросила Алекса, когда они поднялись по ступеням.

– Наверное. – Брейден заметил осколки стекла под зияющим оконным проемом. – Но, кажется, мы здесь не первые посетители.

– Еще один взлом, – пробормотала Алекса. – Интересно, полиция знает об этом?

– Я потом позвоню Дрю. Раз уж открыто, можем с тем же успехом заглянуть внутрь.

– А если явятся полицейские и решат, что взломщики мы? – усомнилась Алекса.

– Постараемся убедить их в обратном. Пошли.

– И ты еще говорил, что все плохие идеи возникали у меня.

Брейден ухмыльнулся.

– Ну, может, кое-что немного изменилось. – Подойдя к окну, он смахнул рукавом остатки стек-ла. – Я залезу через окно, а ты иди к двери, я тебе открою.

Брейден забрался на подоконник и, спрыгнув внутрь, оказался в комнате, похожей на кабинет. Как ни хотелось ему сразу обследовать помещение, он прошел к парадной двери и впустил Алексу.

– Ух ты! Здесь шикарно, я так себе и представляла, – восхитилась она, входя в просторный вестибюль с уходящей ввысь широкой спиральной лестницей.

– Впечатляет, – согласился Брейден.

– И кое-что из мебели еще осталось, – заметила Алекса, проводя ладонью по изящному столику.

– Похоже, они не успели вывезти все.

Брейден направился обратно к кабинету, который только что покинул. Алекса последовала за ним и сразу же бросилась к высокому книжному шкафу. Дверцы были распахнуты, на полу валялась куча раскрытых книг, словно кто-то их торопливо просматривал.

– Джек увлекался политикой. – Алекса подобрала биографию президента и поставила ее на полку. – Обломки кораблекрушения, – добавила она, подбирая еще один толстый том.

– Может, просто для отвода глаз, – предположил Брейден, подходя к единственной оставшейся на стене картине – пейзажу, написанному масляными красками в стиле импрессионизма. – Интересно, почему это никому не пришло в голову в случае с твоей тетей.