В тихом омуте - Пола Хокинс

После этого она часто ее там видела. Женщина много времени проводила в заводи, делая снимки, рисуя и что-то записывая. Днем и ночью, в любую погоду. Наблюдая в окно, Никки видела, как Нел шла через город к заводи и посреди ночи, и в снежную бурю, и в дождь, барабанивший с такой силой, что, казалось, мог содрать с человека кожу.

Иногда Никки проходила мимо нее по тропинке, но Нел ее даже не замечала, полностью погрузившись в работу. Никки это нравилось, ее восхищали целеустремленность этой женщины и то, как она отдавалась своему делу. Еще Никки нравилась привязанность Нел к реке. Было время, когда Никки и сама любила окунуться в воду теплым летним утром, но такие дни остались в прошлом. Но Нел! Она купалась на рассвете и в сумерках, зимой и летом. Правда, в последнее время, наверное с пару недель назад, почему-то перестала. Или раньше? Никки попыталась вспомнить, когда видела Нел в реке в последний раз, но не смогла, потому что сестра снова начала шептать ей на ухо, не давая сосредоточиться. Хоть бы она заткнулась!

Все считали Никки паршивой овцой в семье, но на самом деле ею была Дженни. В детстве все только и говорили, какая Дженни хорошая девочка, какая послушная, а когда ей стукнуло семнадцать, она – кто бы мог подумать! – пошла работать в полицию. Полицию! Боже милостивый, разве их отец не был шахтером? Их мать назвала решение Дженни предательством, предательством всей семьи, всей общины. Родители перестали с ней разговаривать, и от Никки ждали того же. Но она не смогла. Ведь та была ее младшей сестренкой.

Беда Дженни заключалась в болтливости, она не умела держать рот на замке. После ухода из полиции и перед отъездом из Бекфорда сестра рассказала Никки одну историю, от которой у той волосы встали дыбом, и с тех пор Никки каждый раз, когда Патрик Таунсенд оказывался у нее на пути, прикусывала язык, плевала ему вслед и бормотала заклинания, чтобы защитить себя.

До сих пор это помогало. Защита действовала. Но не в отношении Дженни. После того случая с семьей Патрика и возникшими неприятностями Дженни переехала в Эдинбург и вышла замуж за никчемного человека, и в последующие пятнадцать лет они только и делали, что пили, пока не допились до смерти. Но Никки продолжала с ней видеться и общаться. В последнее время даже чаще. Дженни снова стала болтливой. Беспокойной, шумной и назойливой.

После смерти Нел Эбботт она, казалось, разговорилась еще больше. Нел наверняка бы понравилась Дженни, у них нашлось бы много общего. Никки Нел тоже нравилась, ей нравилось с ней беседовать и то, что Нел слушала, когда Никки говорила. Она действительно слушала ее рассказы, но предостережениям не придавала значения. Как и Дженни, Нел не знала, когда лучше промолчать.

Иногда, например после сильных дождей, река прибывает. Она заглатывает землю и извлекает из нее разные предметы: кости ягненка, детский резиновый сапог, золотые часы, залепленные илом, очки на серебряной цепочке. Браслет со сломанной застежкой. Нож, блесну, грузило. Консервные банки и тележки из супермаркета. Всякий хлам. Полезные и бесполезные вещи. И это нормально, в порядке вещей, естественном для реки. Река может вернуться в прошлое, вытащить его на свет божий и выбросить на берег на всеобщее обозрение. Но людям так поступать нельзя. Женщинам нельзя. Если ты начинаешь задавать вопросы и развешивать объявления в магазинах и пабах, если начинаешь делать снимки, рыться в старых газетах и расспрашивать о ведьмах, женщинах и потерянных душах, то получишь не ответы, а неприятности.

Уж Никки-то знает!

Дождавшись, когда высохнут ноги, она обулась и медленно – ох, как медленно! – тронулась по тропинке в обратный путь. Когда она добралась до ступенек и перешла через мост, уже был одиннадцатый час – ждать осталось недолго. Купив в магазине банку кока-колы, она расположилась на скамейке напротив кладбища, возле церкви. Она не собиралась заходить в церковь – это место было не для нее, – но хотела посмотреть на скорбящих, зевак и бесстыжих лицемеров.

Устроившись поудобнее, она прикрыла глаза – всего на минутку, – но когда их открыла, все уже собрались. Молодая сотрудница полиции, новенькая, стояла на месте и, как сурикат, вертела головой, стараясь ничего не упустить. Она тоже пришла понаблюдать. Никки увидела хозяина паба с женой и девушку, работавшую у них за стойкой, пару учителей из школы – толстую безвкусно одетую женщину и красивого мужчину в солнцезащитных очках. Затем ее взгляд упал на Уиттакеров, все еще остро переживавших постигшую их семью утрату. Отец постоянно сутулился, будто придавленный горем, мальчик испуганно озирался, боясь собственной тени, и только мать стояла с высоко поднятой головой. За стайкой молодых девушек, похожих на встревоженных гусынь, шел мужчина с неприятным, но очень знакомым лицом. Она его точно знала, но никак не могла вспомнить, кто он. Затем ее внимание переключилось на темно-синий автомобиль, припаркованный на стоянке, и по коже у нее пробежали мурашки, а спину обдало холодом. Сначала она увидела невзрачную Хелен Таунсенд – та сидела сзади и выбралась из машины первой. Затем вылез ее муж, сидевший за рулем, и, наконец, показался старый Патрик, державшийся с военной выправкой. Патрик Таунсенд, примерный семьянин, столп общества, бывший полицейский. Подонок! Никки плюнула на землю и пробормотала заклинание. Он обернулся в ее сторону, и Дженни зашептала на ухо:

– Отвернись, Ник.

Никки наблюдала, как все вошли в церковь и вышли из нее полчаса спустя. У двери случилась какая-то заминка, и люди натыкались друг на друга, пытаясь протиснуться, а потом что-то произошло между красивым учителем и Линой Эбботт, какая-то перепалка. Никки видела, что молоденькая детектив тоже все заметила, но тут вмешался возвышавшийся над толпой Шон Таунсенд. Он призвал всех сохранять спокойствие. Но Никки чувствовала, что она упустила нечто важное. Как бывает, когда за долю секунды, что вы не смотрели на шарик, мошенник успевает проделать свой трюк, и весь ход игры меняется.

Хелен Таунсенд

Хелен сидела за кухонным столом и беззвучно плакала, зажав коленями руки и дергая плечами. Шон все понял не так.

– Ты не обязана туда ходить, – сказал он, осторожно положив ей руку на плечо. – В этом нет необходимости.

– Обязана, – вмешался Патрик. – Хелен должна пойти, и ты должен, мы все должны. Мы тут живем.

Хелен кивнула, вытирая слезы.

– Конечно, я пойду, – произнесла она, откашливаясь. – Конечно, пойду.

Она плакала не из-за похорон. Она плакала, потому что утром Патрик утопил в реке ее бездомную кошку. Он объяснил, что кошка была беременна, а они не могли допустить, чтобы у них повсюду разгуливали кошки. Они станут мешать. Конечно, он был прав, но от этого разве легче? Та кошка, хоть и бездомная, уже стала для Хелен почти домашней. Ей нравилось наблюдать, как она каждое утро шла через двор, принюхиваясь у входной двери, чем можно поживиться, и лениво отмахиваясь от пчел, круживших над кустами розмарина. При этом воспоминании слезы снова подступили к глазам.

Когда Шон ушел наверх, она пробормотала:

– Тебе не нужно было ее топить. Я могла отвезти ее к ветеринару и усыпить.