Самоходка по прозвищу "Сука". Прямой наводкой по врагу! - Владимир Першанин

– Ладно, чего теперь. У вас ведь зампотех есть и мастерская?

– Есть. Только у них работы невпроворот, часть машин повреждены. Ребята всю ночь работали.

– Договоримся, – уверенно отозвался Раенко. – Свои люди.

Он уже забыл, как выстраивал в шеренгу «своих людей»: артиллеристов, минометчиков, ремонтников. Учил уму-разуму как обращаться с вооружением, укрывать и маскировать его, не считаясь со временем. Хотя сам этому так и не научился. Но орден и две медали, находясь за три километра от передовой, заработал.

Обстановка в те мартовские дни менялась постоянно. Уже третью неделю наступали немцы. Но в других местах продолжали продвигаться вперед или наносить сильные контрудары наши войска. Победа под Сталинградом подняла моральный дух частей Красной Армии. Некоторые генералы, особенно из тех, кто держались подальше от передовой и принимали желаемое за действительное, недооценивали силы врага.

Старались показать свою уверенность в победе и непоколебимую веру в товарища Сталина. Вместо трезвой оценки обстановки вели пустые разговоры, подогретые водкой и полученными орденами:

– Забыл фашист, как мы всю степь под Сталинградом немецкими трупами завалили!

– А как гнали на запад без остановки! Погоним и дальше.

К Паше Карелину завернул в гости старый дружок по училищу лейтенант Тимофей Одинцов. Хотя и в одном полку служили, но в последние дни не виделись. Тимоха, рыжеволосый, с курносым, нашлепкой, носом, достал папиросы, угостил экипаж.

– Где разжился?

– У тыловиков на трофейный пистолет поменял.

– Сколько дали? – поинтересовался Вася Сорокин.

– Две пачки.

– Вот жмоты.

– Ну как дела, Паша?

– Ничего хорошего. Три машины за два боя накрылись. Нам вот повезло: корму бронебойной «пятидесяткой» просадило, но из экипажа никого не задело. Был бы калибр побольше, так легко бы не отделались.

– Я гляжу, у вас четыре машины.

– Пополнение прислали.

– А у нас в батарее всего три остались. Одну миной накрыло. Влетела сверху, снаряды сдетонировали, весь экипаж на куски раскидало.

– А вторую?

Тимофей рассказал, что вторая самоходка сгорела в бою с танками.

– Шарахнули прямо в лоб. Механика наповал, и мотор сразу загорелся. Ребята спрыгнули, а командир замешкался. Фрицы второй снаряд добавили, рвануло так, что хоронили мы нашего лейтенанта без обеих ног. Хороший мужик был.

Подошел комбат Ивнев. Спросил:

– Чего, рыжий, без дела болтаешься?

– Друзей пришел проведать.

– А других дел нет?

– А это я перед своим комбатом отчитаюсь. Рыжий лейтенант Одинцов прошел войну с зимы сорок первого. После краткосрочных курсов командовал взводом трехдюймовых «полковушек». Попал в трагичный для нашей армии котел под Барвенковом. Батарея накрылась после короткого боя, танки ее просто смели.

– Повезло, что овраг поблизости был. Кто уцелел, там укрылись. Чего там батарея? От полка ничего не осталось. Постреляли да гусеницами подавили. Насмотрелся я там, в степи, подбитых машин, трупов целые поля.

Рассказал Павлу, как, отступая, прятались в раскаленные летние дни прямо под солнцем во ржи, однажды едва не сгорели, когда вспыхнуло огромное поле. В другой раз наткнулся на немцев, и Одинцов расстрелял патруль из трех человек.

– Остальные, молодняк, растерялись. А у меня ТТ с полной обоймой. Высадил в упор. Кого наповал, кого подранил. Ребята добили. Неделю почти без воды шагали, один умер. Когда к своим вышли, пытаемся из кружек напиться, а глотки высохли, вода не лезет. Оклемались кое-как.

После воевал в батарее ЗИС-3, подбил танк, что-то еще из немецкой техники. Обещали орден, но осенью снова угодил в окружение. Выбрался, и после проверки направили командиром самоходки.

Так что не простой парень был рыжий Тимофей Одинцов. И на капитана Ивнева смотрел с вызовом, даже свысока. Как и другие, много повидавшие солдаты, он терпеть не мог высокомерия. Ну и что, если Ивнев с командиром полка водку пил и на совещаниях сидит. В бой вместе идти. Не выдержав неприязненного взгляда, комбат буркнул что-то механику Хижняку насчет проверки двигателя и удалился.

– Во, полководец! – сплюнул Одинцов. – Наш комбат проще. Да и комполка Цимбал всегда по-человечески разговаривает.

– Чего из дома пишут? – сменил тему Карелин.

– Один братан в госпиталь угодил. Как бы ногу не отрезали. А мать плачет: пусть режут, лишь бы живой вернулся. Отец еще прошлой зимой пропал, второй брат в летное училище напросился. А долгая у них жизнь, у «сталинских соколов»? Сами видите, что в небе творится.

– Невеста пишет?

– Чего-то замолчала, – отмахнулся Тимофей. – Нашла, наверное, кого-то. Терпежу не хватило меня дождаться.

Поговорили, разошлись по своим местам. Начался обстрел. По склону бугра на скорости пронесся немецкий танк. Стрелять по нему не стали – далеко. А минометы сыпали мины то в одно, то в другое место. Снова уносили убитых и раненых.

Проинструктировав дивизион, спешил в лес капитан Раенко. Комбат Ивнев, хоть и вредноватый, но смелый мужик, подковырнул его:

– Чего, брюхо схватило от страха?

– В штаб надо срочно.

– Вот ты там нужен! Дивизионом, небось, лейтенанта сопливого командовать оставил?

Раенко сделал вид, что не расслышал. Сыпались мины, и он торопился.

Последующие два дня стрелковый, самоходно-артиллерийский полк и небольшое количество танков топтались на месте. Вроде готовились к удару, чтобы вместе с другими частями не дать немцам окружить Харьков. Сталин сдачу этого города через месяц после освобождения не простит. Надо наступать!

Но сил мало. Авиация в небе в основном немецкая. Не сказать, чтобы сильно бомбили, но раза три налетали. Обрушили тяжелые «сотки», бомбы помельче и контейнеры с осколочными гранатами. Больше всех пострадал прибывший маршевый батальон пехоты.

Его настигли на подходе к месту сосредоточения пикирующие «Юнкерсы-87» в сопровождении «мессершмитов». Уничтожили, искалечили едва не половину молодых неопытных новобранцев. Зенитная артиллерия, как всегда, отсутствовала.

На перехват, хоть с опозданием, вынырнула четверка наших истребителей ЛаГГ-3. Они сбили одного «юнкерса», схватились с «мессерами», но силы были неравные, да и вооружение «мессершмитов» более сильное.

Два тяжелых ЛаГГа, с корпусом из прессованной древесины, угодили под пушечные трассы и развалились в воздухе кучей пылающих обломков. Два других продолжали бой с наседавшими «мессершмитами», сумели один сбить.

Получив многочисленные повреждения, ЛаГГи были вынуждены спешно уходить. Но момент упустили. Оба «ястребка» дымили, теряли скорость, их тоже расстреляли пушечными очередями.