Погребальный поезд Хайле Селассие - Гай Давенпорт

Цыганята с длинными невинными смуглыми ножками и в Булонском лесу можно встретить маленьких мальчиков, которые изводят бонн скидывая башмаки, правда ноги у мальчиков квадратные с сучковатыми лодыжками и загнутыми пальцами а Пикассо вообще ни на чем не остановился.

Еще милые ножки маленьких девочек у Мэри Кассат которая пришла в дом 27 по рю де Флёрюс и сказала я никогда в жизни своей не видела столько уродских людей и столько уродских картин заберите меня домой от всех этих евреев, и красивые ножки у Дега и да, еще у Мурильо.

Но они, Дега и Кассат, были духовными художниками и как Генри Джеймс говорили что искусство это искусство а жизнь это жизнь. Пикассо видит все и со временем нарисует все, даже inaccrochable,[129]подождите и увидите, в этом можно не сомневаться.

Амма начал второй мир с создания мельчайшего из зерен, семечка росички, в которое он заложил двести и шестьдесят шесть вещей. Яла, углы и повороты вещей в точках. Они вот там, в спирали. Шестьдесят шесть яла — злаки.

Следующие четыре — калебасы и окра. Следом сто и еще двадцать восемь — Великий Круг Калебасов. Последние шестьдесят четыре — семя как таковое, четыре ключицы, скрученные в идеальный шар. Первые шесть яла мужские, как росичка.

Три — это мужской номер, пенис и яички. Мужчины-близнецы начинают ряд. Даже у Ого давным-давно был близнец. Акация тоже относится к злакам, первая из шестидесяти шести яла. Но раз у нее есть ньяма, человеческая душа, она также и человек. Это дерево Аммы и лапа Ого.

Осы в балтийском янтаре эоцена влипли в эту прозрачную смолу восемьдесят миллионов лет назад, похоронные королевы, наедавшиеся за осенний день перед зимней спячкой, родившиеся без отца самцы, искавшие пропитание в полумраке болот, рабочие дщери, опекающие потомство.

Структура их общества в эоцен неизвестна. Они вошли в творение вместе с цветами, и их острые глаза видели пятипалую лошадь, гигантских ящеров, папоротниковые леса, дни вечного полумрака с пеленой облаков и непрерывным громом.

Нам неведомо, как они выучились строить бумажные гнезда, аккуратно разделенные на шестиугольные клетки, как изобрели свое правительство из королев и простолюдинов, прислуги, разведчиков и добытчиков, кормилиц и охранников входа в улей.

Ого. Белый лис саванны, сказал Гриоль. Он должен был стать одним из духов времени и материи, нуммо, как его братья и сестры. В ключице, среди дум Аммы, он был жаден. Он плохо вел себя в буммо росички.

Он кусал плаценту всех вещей. Он искал своего близнеца, прежде чем Амма решил дать ему близнеца. А потом, не спросив позволения, он отправился в путь, посмотреть на творение. Творение, вы понимаете, все еще было в ту пору в ключицах Аммы.

Пространство и время еще были едины, неразделенны. Так что прежде, чем Бог протянул время и пространство из своего ума, Ого начал создавать мир. Его шаги стали временем, его шаги отмеряли пространство. Путь, который он прошел, можно увидеть в радуге. Чтобы посмотреть на творение!

Амма, Амма! пискнул маленький Ого. Я повидал творение! Прежде, чем я создал солнце и тень, вскричал Амма в ярости и отчаянии. Хаос, хаос. Беда. Ох, ведь Ого еще украл нервы из яйца Аммы и смастерил себе шапочку.

Колпачок Ого. Это были нервы, из которых Амма собирался сделать фасоль. Фасоль — она и есть колпачок Ого. Больше того, хуже того, он надел колпачок задом наперед, из дерзости. Из злорадства. Чтобы повеселиться с обычным своим нахальством.

За эти дурачества Амма отрезал Ого кусочек языка. Вот отчего Ого тявкает так хрипло и пискляво. И все же его проказы продолжались вовсю. Он украл часть мировой плаценты, смастерил ковчег и спустился в незаконченный мир, не дожидаясь приглашения.

Он подражал Богу, сея смуту. Он делал вещи из украденного кусочка плаценты. Посмотри на растения, которые он сотворил, все в духе Ого: череда, мимоза, колючая акация, долумгоноло, гиенова ююба, сенегальский финик, боярышник, пого, краснозубик, балакоро и капок.

Он создал росичку, индиго, атай, колючий дурнишник, прыгучий боб, кусты окры, бородачевник, тену, поганки, гала. И посмотри на них: все, все несъедобны. Он сделал насекомых, водомерок из одного края плаценты, кузнечиков — из другой. Он сотворил клещей.

Он сотворил тлей. Он все это делал, проваливаясь сквозь воздух, выписывая по пути восьмерки. Амма превратил плаценту в нашу землю и попытался хоть как-то приспособить вещи, которые создал Ого, чтобы они немножко подходили друг к другу, хоть чуть-чуть.

Но мир, созданный Ого, был совсем не такой, каким бы сделал его Амма. А ведь есть еще Дадаюругугезегезене. Паучиха. Это старая кривоножка, плетущая пряжу для Ого, подходящая ему пара, и живет она в ветвях акации.

Когда Акация достигла земли в ковчеге Ого, она пустила корни и, завершив беспорядок падения, спустилась спиралью, точно опавший лист, к рождению пространства и времени. Амма пришел следом, приводя все в порядок. Акация — это мир Ого. Его знак.

Ее шипы — его когти, ее плоды — подушечки его лап. Точно Ого, акация не закончена. Как и он, ищет близнеца. Она ищет при солнечном свете завершения своего существа. Вечно будет искать и никогда не найдет, как и Ого.

Листья падали на могилу Фурье, и мы представляли, как движутся Орды, фаланга за фалангой,[130]точно поля тюльпанов. Этим утром мы встречались с издателем Фурье на рю Расин. Мы говорили о попытках создать фаланстеры в Европе и Америке.

Мы рассказали ему, как последний фаланстер в Соединенных Штатах, недалеко от Ред-Бэнка, Нью-Джерси, недавно был снесен, большое деревянное шестиугольное здание, увитое прекрасным плющом-кудзу и пригодное для жилья. Но владелец решил не продать его, а снести.

Он решил не продавать, когда узнал, что чертова штука построена коммунистами. Никаких грандиозных оргий с аттракционами[131]не устраивали под музыку в этих комнатах, не плясали там в полночь под луной кадриль.