Якса. Царство железных слез - Яцек Комуда

Прижимала его одной рукой – теплого, сонного, мягкого, как маленькая зверушка, второй же – неловко натягивала кожаные башмаки, потом подняла его и укрыла широким теплым плащом из толстой шерсти.

– Тише, сыночек, тише, – шептала мать. – Тихонько; это такая игра, вот увидишь. Как гоняться за сбежавшим смердом. Только быстрее. Пойдем… на конях. Пойдем.

Она потянула ребенка из комнаты, к задним воротам. Надеялась, что успеет, что некоторое время для них выиграет… Арно.

Его же схватили у дверей, бросились кучей, толпой. Поднялись палки, жерди, кистени, посохи, топоры и кулаки. Поднялись… и опустились с размаху.

– Сука ты-ы-ы! – завыл инок. – Кошка, козлиным хером траханна-а-ая! Потаскушка с дыркой! Пусти-те-е-е…

Лупили его с диким размахом, с мрачной крестьянской истовостью. За каждое слово божье, за каждый денар, мерку жита, сноп сена, собранный с полей. За льняные да суконные одежды, обшитые тесьмой, за кур, гусей, каплунов на столе вместо толокна и подливки из дикого щавеля. За то, что смотрел на них свысока, что спал с госпожой…

– Сла-а-а-ава! Сла-а-а-ава богам! – рычали они в ярости.

Кровь обагрила клинки копий и топоров. И тогда подняли его за руки, вздернули, оперев о дверь. Огромный, высокий смоляр, смердящий гарью, полуголый, в кожанке, поднял и с размаху воткнул в рот иноку окованный железом кол, называемый пешней: так что кровь и зубы полетели во все стороны.

– Пой, козел! – закричал смерд. – Криво смотрел ты на наших богов, собирал дань на сбор; кровь из нас сосал и ею по лбам мазал – так теперь свою вырыгаешь, попище!

Били его, рвали на кусочки, заглушая крик. А потом резали, вспарывали живот серпом, вырывали дымящиеся внутренности, так что он принялся, обезумев от боли, кричать, дергали его, растягивали.

– Вот, вот тебе, иноче, Лендия от гор до моря!

– Где ты денары спрятал? Ищите! Ищите на нем!

– В храм Ессы! – закричал кто-то. – Поклониться ложному богу лендичей!

– Возьмем золото, цепи, подвески! Отберем нашу кривду!

И вдруг оборванная толпа утратила интерес к останкам Арно. Стала расходиться, побежала вдоль каменных стен палация, к пристроенной к нему полукруглой часовне. Чудо: двери той были отворены, словно приглашали внутрь.

– Якса, ты еще маленький, – шепнула в отчаянье Венеда. – Сядешь на коня. Отец и Прохор возили тебя перед собой, сегодня поедешь сам. Я… не справлюсь. Держись, держись за седло и гриву!

Они были уже у сарая. Она подняла сына, который казался до странного довольным всем этим, хотя и хлопал сонными глазами. Посадила его на спину сивой Берники, худощавой стройной кобылки с маленькой, широкой головой. Положила руки сына на высокую переднюю луку седла. Подтянула ремешки стремян – высоко на них не было дырок, потому она протянула их сквозь железные кольца, всунула в них ножки сына.

– Мама, а где папа? Где?

– Мы едем к нему, тихо, малыш, любимый мой. Ш-ш-ш…

Кони чуяли кровь, стригли ушами, слыша крики, не ели сена, переступали с ноги на ногу. Берника вела себя тише, а Чамар тряс головой, двигался – то вперед, то назад. Венеда отвязала его от столба, попыталась всунуть ногу в стремя, но конь, большой, каурый, с белой звездочкой на лбу, крутился, не стоял на месте. Она не могла ждать – схватила веревку с коновязи, перекинула ему через шею, жестко привязала к балке. Вскочила в седло, оттолкнувшись от земли, уселась на высоком рыцарском седле. Чамар злился, дергал головой, пока она не освободила его от веревки… Взяла левой рукой вожжи коня, правой – кобылы. Прикрыла глаза.

– Есса, веди нас.

Толпа ворвалась в часовенку как серая, рваная волна. Никто не стал приветствовать Праотца. Опрокидывали, валили лавки, бросились к стенам, разбивая каменные таблицы законов. А потом дикий, волосатый, словно лесной кот, смоляр ухватился и дернул с алтарного камня Святое Копье, сломал его с криком, бросил под ноги бунтовщикам, которые принялись в исступленье его топтать. Невольники начали сдирать со стен гобелены, цепи, хватали кусочки серебра и янтаря, посвященные Праотцу.

За спиной их вдруг отворились ворота в сарай. Вырвались оттуда два коня, понеслись с реющими гривами, словно две полосы в полутьме. Пролетели вдоль стены палация, вызывая испуганные крики – на них показывали пальцами, кричали, били по плечам тех, кто напирал, пытаясь войти в часовню, чтобы отвлечь их внимание от храма.

Тщетно! Толпа нашла отворенные двери в комнаты Дружичей. Ворвалась туда в запале и замерла на миг при виде богатства, а потом бросилась на шкуры, столы, посуду и золоченые рога для питья. На развешанные по стенам мечи, гобелены, светильники, на сундуки с серебряными мисками, кубками, бокалами, брошками, подвесками, сегментированными поясами. На свертки сукна, легкого льна и шелка, на золоченые топоры, булавы, святые копья, гривны серебра и железа…

– Лети, Чамар! – в отчаянье крикнула Венеда. Поворачивая влево, разбрасывая конем невольников и их женок, они вырвались на широкий придворный майдан, окруженный хатами, сараями и загонами для скота.

И тогда она остановила коня, осадила его на задние ноги, потому что в воротах стояла плотная толпа – жены, старики, дети, вооруженные кто чем мог – вилами, кольями, копьями, серпами на длинных рукоятях. Заступали дорогу к воротам, волнуясь и тыча пальцами. А потом полетели первые злые слова и камни.

Венеда закричала от боли и страха. Кусок камня ударил ее в голову, проехался по правой щеке. Чамар под ней бесился и крутился, стриг ушами.

– Хейя-а-а-а! – гикнула она, потому что не оставалось ничего другого, как только лететь вперед, на ораву черни – или стоять и ждать, пока они и их мужья, пошедшие грабить палаций, возьмут их в клещи. Она ударила коня лодыжками, схватила плетку, подняла ее и…

В отворенных воротах поднялся крик, шум, грохот и вопли. Она видела – все происходило на ее глазах, – как туда ворвалась, топча людей, стая мохнатых демонов на невысоких коренастых лошадках; фигуры в светлых и темных кожухах, кафтанах, кудрявые, крупные головы, увенчанные рогами; блеск клинков в руках…

Хунгуры! Ударили сзади в невольников. Принялись рубить по головам, шеям, спинам, валить и топтать лошадьми. Разлились по майдану, ворвались между домами, откуда сразу засверкали огоньки пламени.

Толпа охнула и завыла. И распалась! Кинулась наутек, куда глаза глядят, только бы подальше. Венеда не стала ждать. Хлестнула нагайкой по боку Чамара, потянула Бернику за вожжи.

И ворвалась меж бегущих – только бы к воротам, только бы побыстрее. Чамар, рыцарский конь, отбросил с дороги седого старика, стоптал женку в платке, рядом промелькнуло двое хунгуров с луками; на миг она увидела их бледные удивленные лица на фоне отсвета пламени, горящих хат и искр.

Как они вдвоем прошли в ворота? Должно быть, милосердный Есса укрыл их плащом воина. Отвел глаза врагам – одним и другим. Миг, они едва разминулись с приземистым гнедым коньком. В уши ударил гортанный крик степных захватчиков, звук свистелок.