Под крики сов - Дженет Фрейм
Шрифт:
Интервал:
С любовью, Фэй.
Мне приснился дом в тысячу этажей
С тысячей окон и тысячей дверей,
Только наших там не было, дорогая,
Только наших там не было.
Он где-то прочитал эти стихи, почему он их запомнил?
Потом Тоби разорвал письмо и вынул из кармана кошелек, чтобы пересчитать деньги, поскольку деньги были теперь главным сокровищем, и водил большим пальцем по ребристым краям шестипенсовиков, шиллингов, флоринов и полкрон. Он катал серебро и медяки по туалетному столику, пока они не замирали, потеряв равновесие. К следующему году, думал он, у меня будет достаточно денег, чтобы открыть собственное дело. Или раньше. Так что сядь поудобнее и расслабься.
21
На день рождения Тоби не пошел. Не пошел он весной и на свадьбу Фэй Чоклин и Альберта Краджа, хотя читал заметку в газете и получил приглашение, написанное серебристыми буквами с завитушками.
– Ты хотя бы отправь подарок, Тоби, – сказала его мать.
– Что я могу ей послать?
Мать сказала:
– Ну, не надо ничего личного вроде нижнего белья или украшений; просто что-нибудь маленькое, может быть, для дома, кухни или столовой, или что-нибудь для цветов, что-нибудь маленькое и полезное. Вот как полагалось в мое время.
Поэтому Тоби за неделю до свадьбы купил пару лучших льняных простыней и полдюжины кухонных полотенец и, взяв их с собой, отправился к Фэй. Она была дома одна и пригласила его в комнату, проведя мимо гостиной, где на столе и на диване лежали свертки и коробки.
– Большое спасибо за полезный подарок, Тоби. Все так ко мне добры. – Она казалась удивленной. – Ты даже не представляешь, насколько все добры. Старушка, живущая по соседству, прислала мне прелестную льняную скатерть с синими уголками, узором из ветвей ивы, с влюбленными, переходящими мост, и с милыми волнистыми китайскими деревцами. Я бы очень хотела поехать в Китай. Вот было бы замечательно, если бы мы с Альбертом попали в Китай, да?
– Да, – ответил Тоби, подумав. Она работает на шерстяной фабрике. Вдруг она ослепла, и ее глаза превратились в неоновые лампочки? Лицо бледное, а руки двигаются взад-вперед, как челноки, наполненные мечтами о завтрашнем дне, когда она наконец умрет.
– Китай моя любимая страна, – сказала Фэй. – Мне всегда нравился Китай.
Она говорила так, будто речь шла о каком-то блюде, которое ей с детства готовили, а она с удовольствием ела, в то время как другие считали его невкусным и воротили носы.
– А мне нравится Индия, – сказал Тоби.
– Правда? Как любопытно. Проходи, садись, я заварю чай. Ты, конечно, знаешь Альберта?
Тоби сказал, что знает Альберта. Однако он не сказал, что Альберт Крадж был тем самым маленьким мальчиком, который каждый день поджидал Тоби у школьных ворот и бросался на него с кулаками, а Тоби никогда не мог дать ему сдачи, потому что Альберт был калекой и ходил с тростью.
– Ага, припадочный, припадочный, – повторял Альберт.
Впрочем, тогда он был еще мальчишкой. Теперь он мужчина, работает в отделе социального обеспечения, помогает людям заполнять бланки и определять, сколько денег они зарабатывают; штампует конверты и рассылает пособия по болезни; доверительно беседует с людьми. Теперь у него высокая должность, и, даже оставаясь частично калекой, он ездит по городу в современной зеленой машине, прижавшейся к земле и с жалюзи сзади.
Возможно, он один из тех, кто делал записи в бухгалтерских книгах, подумал Тоби. А Фэй – одна из девушек, которые ездили на велосипедах, как говорили Дафна и Фрэнси,
против северного ветра или подгоняемые южным ветром,
который принес белый сверток снега, развязанный
и рассыпанный.
И теперь они женятся и умрут. Они живут с тех пор, как я был маленьким мальчиком, и тогда они были того же возраста, что и сейчас, потому что остановились, застряли в темноте с тех пор, как я был маленьким мальчиком и наблюдал за ними с Фрэнси, Дафной и Цыпкой, самой младшей, и ей приходилось догонять остальных и высыпать камешки из туфель. Или это разные тела, но одни и те же люди.
Фэй вышла из комнаты, чтобы вскипятить чайник на чашку чая. Она пела:
Из семи одиноких дней – одна одинокая неделя
Из семи одиноких ночей – один одинокий я [8].
Она счастлива, подумал Тоби. У нее длинные волосы, как у всех фабричных девиц, и что-то вроде пучка на затылке; поговаривают, волосы в таких прическах накладные и их можно купить в парикмахерских, где в витринах выставлены гипсовые женские головы с золотыми и темными волосами после химической завивки, и чувствуется запах гари, когда проходишь мимо двери. Возможно, подумал он, у Фэй накладные волосы; она снимет их на ночь и повесит на гвоздь в углу своей спальни. И Альберт не будет возражать, потому что у него фальшивое сердце; другое его сердце напечатано на бланке и изъедено едкими чернилами.
А Фэй, подумал Тоби, красит губы помадой, притворяясь, что в ее бледности есть кровь, что вся ее кровь год за годом не вливалась в неоновый солнечный свет фабрики, который рисует кровь так же, как естественный солнечный свет рисует цветы. Она завязывает губы красной лентой, бантиком, который развяжет Альберт Крадж, и оба найдут пустой сундучок сердца и не узнают, что отдел социального обеспечения и шерстяная фабрика раздобыли ключ и с ним не расстанутся, во веки вечные. Если бы я действительно любил Фэй, а она меня, и мы бы поженились, я по частям отдавал бы себя фабрике до тех пор, пока не обанкротился и не превратился бы в бездушную крутящуюся машину, которая изо дня в день воспроизводит одни и те же слова, до конца жизни.
Тоби посмотрел на Фэй, вошедшую в комнату, и задумался, осталось ли клеймо работницы фабрики у нее на плече, по которому ее хлестали, подгоняя, фабричным ремнем.
Остались ли на ней следы, какие он видел в тот день, когда они вместе ходили на пляж, и он бросил ее волосы в воду, прострелил ей сердце и ощипал птичьи перья?
Фэй поставила чай рядом с ним на стол.
– Не смотри на меня так, Тоби.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!