Немой свидетель - Карло Шефер

— Он приперся на родительское собрание и всем мешал, — сообщил он, — так нельзя, вот я и…

— Так что теперь я, — продолжал орать студент, — останусь здесь и умру. И это будет не самоубийство, но мученическая смерть! — если это творение Господа, брат Богумил, не будет отпущен в соответствии с божественной волей к свободе!

К Тойеру подошел Зенф:

— Лейдиг рассказал мне, что это ваш старый знакомый. Короче, он в самом деле требует отпустить гориллу на волю, а сам хочет жить в клетке Богумила. Иначе он грозит сидеть тут прикованным, пока не замерзнет или не умрет с голода.

— Жажда приходит быстрей! — прохрипел издали Хафнер.

— Как он перебрался через ров, чтобы попасть внутрь обезьянника?

— По-видимому, он стащил доску от павильона Северного моря, вон она валяется неподалеку. — Кольманн вздохнул. — Этот парень не может остаться в зоопарке: не предусмотрено правилами.

— Он тут и не останется, почему вы так думаете? Откуда такая покорность судьбе? — Тойер почувствовал вновь закипающую ярость.

— Ах, с той январской истории… — Директор потупился.

К ним подошел патрульный полицейский:

— Наш психолог уже в пути. Он говорит, что не надо ничего предпринимать. Он попытается уговорить мужчину, чтобы тот не боялся.

— Я считаю, что этого полудурка никак нельзя уговаривать не бояться, — прорычал Тойер. — Наоборот, его надо пугать, и пугать как можно сильнее! Кто вызвал психолога к этому жалкому паршивцу, между прочим, только что очутившемуся на свободе?

— Я, нам на семинаре… — робко попытался объяснить полицейский.

— Притащите мне лучше доску. — Тойер метнул взгляд на Ратцера: тот бормотал псалмы, все тише и тише; его улыбка тоже постепенно таяла.

— Простите, не понял? — Лицо полицейского вытянулось.

— От павильона Северного моря. Это возле входа, недалеко от коз…

— О-о, он довольно далеко от коз! И вообще, каких коз вы имеете в виду? Африканских или… — Кольманн не договорил.

— Длинную доску! — заревел Тойер. — Быстро!

Подошел Хафнер:

— Шеф, вообще-то работенка эта для меня, мы оба это знаем. Но я не могу. Слишком пьяный.

Тойер кивнул.

— Потому что… — Хафнер обратился к журналистам, — я специалист по грубым делам, представляю грубое начало, но сейчас ничего не получится, так как я был на маленьком празднике. Один. Дома. Мой шеф тоже так делает.

Тойер взглянул на Зенфа и Лейдига, оба состроили безучастные лица. Это никак не уменьшило его гнев: пытаются не попасть в газету! Слабаки! Однако и он тоже предпочитал не думать о том, что вскоре прочтет о себе.

Доску доставили. Оскорбленный патрульный помог Тойеру перекинуть ее через ров.

— Ратцер, — спокойно и решительно заявил Тойер. — Сейчас я приду и врежу тебе по башке, и мало тебе не покажется.

— Ладно, — пискнул теолог, выудил из кармана брюк ключ и дрожащей рукой сунул его в замок наручников. — Конечно, так тоже можно сделать. Но это не элегантно. В историю не войдет. Ладно, ладно! Гори оно все синим пламенем!

Бабетте потом несколько дней пришлось объяснять одноклассникам, учителям и даже родителям одноклассников, что ее приемный отец вообще-то совершенно нормальный. Ильдирим тоже пришлось долго ждать, пока успокоится шум в ушах, резко усилившийся после выступления Тойера.

Но все же классный руководитель сразу согласился отпустить Бабетту с уроков. Не возражал и директор: четыре недели — не проблема, ведь туда войдут и каникулы на Масленицу. Еще он высказал рекомендацию, чтобы родители во избежание повторных инцидентов больше не являлись в школу вдвоем; а девочка кашляет ужасно, он сам слышал. Спутник жизни, вероятно, очень загружен работой?

Тойер каждый день покупал газету «Рейн-Неккар-Цайтунг». К концу недели статья так и не появилась, и в его душе забрезжила надежда.

Прокурор холодно наметила план поездки, обер-прокурор Вернц холодно согласился на краткосрочный отпуск; с тех пор как Ильдирим открыто жила с Тойером, его многолетняя похоть сменилась явным разочарованием.

На Северном море все более-менее доступное жилье было забронировано, осталась только Балтика. А это было во много раз хуже — прошлогодние испытания на Эре, группа школьников из Киля, нет, пардон, из того, другого городка… А если им придется поехать еще дальше на восток? Ильдирим становилось нехорошо при мысли о том, как там могут обращаться с иностранцами.

Наконец нашелся отель в Висмаре, где еще оставались места. Да и цены в нем не пугали. Тойер суетился и старался помочь. Она это заметила и вечером, накануне отъезда, почувствовала, что он тоскует по близости между ними. Но она не хотела ее, злилась, не хотела злиться, но все же злилась. Нет, я заказала такси, не трудись, разумеется, я позвоню, да, хорошо, точно, в самом деле, сейчас мне нужно просто пожить отдельно, пошли, Бабетта, до свидания, девочки, до свидания, дорогой, я позвоню, да.

В отвратительном настроении Тойер поплелся на работу и, лишь оказавшись в своем кабинете, понял, что сегодня суббота.

Ночь. Тойер сидел за компьютером Бабетты, лучшим в их доме, и тупо шарил в «Гугле». В душе он ругал себя за это, и один из его внутренних голосов — у гаупткомиссара их имелся целый хор — нудел что-то вроде: в такие вечера прежде книги читали… Подвирал, конечно, прежде чаще всего смотрели телик, а это, учитывая зловредность многих частных каналов, тоже не назовешь бальзамом и отрадой для души.

Бальзам для души. Найти. Сколько же христианских сайтов развелось! Отрада. То же самое.

Эккернфёрде, нет, назад: Висмар: результаты 1-10 из 7820000, наугад кликнул на седьмую страницу, семнадцатую, двадцать седьмую, сто седьмую, и вдруг в сумрачной крепости его воспоминаний распахнулась створка ворот, давно уже надежно запечатанная, — это он увидел замок и мимолетно удивился, что он сооружен из обожженного кирпича, но тут же сообразил: ах да, ведь это же север!

Университет Ростока… Факультет немецкого языка… Профессор Хазе, кабинет… домашний адрес… Профессор Рената Хорнунг, кабинет 473, телефон 474, домашний адрес: Висмар, Ам Циген-маркт, 10, телефон…

После их разрыва он ни разу даже по телефону ее голоса не слышал. А поскольку они больше не сталкивались в городе, он заключил, что она успешно выдержала конкурс и перевелась в Росток или куда-то там еще.

Ему вдруг стало нехорошо, что он так редко вспоминает про нее, и в то же время нехорошо от мысли, что, думай он о ней чаще, это означало бы… В общем, такое двойное огорчение плюс одиночество побудили его заглянуть в холодильник и откупорить литровую бутылку белого сухого «Пфальцера».

Рванул струны Эрик Клэптон, впрочем, с умеренной громкостью, чтобы соседи по старому дому не позвонили в полицию. Сегодня уж такой день. Первое донышко бутылки еще не означало, что гаупткомиссар готов лечь спать, но много пить он уже отвык. Он встал с дивана, сделал музыку еще тише и потянулся за телефоном. Схватил пустоту. Опять его дамы не положили его на базу! Правда, сам он тоже частенько грешил этим. После долгих поисков, сдобренных негромкими проклятиями, в конце концов нашел трубку на полу под кроватью Бабетты. Вдобавок, выпрямляясь, больно треснулся головой о нижний край кровати.