В погоне за призраком, или Испанское наследство - Питер Марвел

Куда пропал его новый знакомый? – этот вопрос все больше мучил Уильяма.

В раздумьях и сомнениях встретил Уильям свой первый вечер на Барбадосе. За ужином нашелся и Кроуфорд, который, пребывая в отличном расположении духа, весело шутил, сплетничал о незнакомых Харту местных жителях и передавал слухи, которых он, по его выражению, «набрался» в городе. Губернатор отчего-то пребывал в крайней рассеянности, Элейна подавленно молчала, уставившись в тарелку и кромсая пальцами ни в чем не повинную булку, Хансен молча посверкивал то глазами, то зубами, не отводя взгляда от губернатора, и лишь Абрабанель весело посмеивался, иногда отпуская острое словцо.

После ужина сэр Фрэнсис как ни в чем не бывало подхватил Харта под руку и потащил в сад, прямо в объятия Зефира, лениво овевавшего деревья и кустарники, подстриженные во французском стиле, повсюду главенствующем в этом доме. Так они прошли до искусственного грота, возле которого бил фонтанчик, устроенный в виде пучеглазой раскрашенной рыбы.

– Послушайте, Харт, – он взял юношу за оловянную пуговицу и задумчиво покрутил ее. – Не хотите ли вы, пока не поздно, попробовать себя на каком-нибудь ином поприще, сменить покровителя, так сказать?

Вы не перестаете удивлять меня, Фрэнсис! Харт осторожно убрал руку Кроуфорда от своей груди. – Это решительно невозможно. Господин Абрабанель за свой счет привез меня сюда, доверился моей порядочности, вперед выплатив мне жалованье, причитающееся за три месяца. Если я покину его, как я буду выглядеть в его глазах?

– М-да, в его хорошеньких, похожих на спелые вишенки глазках, которые так трогательно смотрят на вас из-под кружевной вуали...

– Это не ваше дело, Фрэнсис, – мягко, но твердо сказал Уильям.

– Конечно, не мое! – вдруг взвился Кроуфорд. – Какое мне дело до зеленого, как неспелое яблочко, дурачка, который готов из-за прекрасных глазок хорошенькой жидовки сломать себе жизнь!

Он снова схватил Харта за пуговицу и снова притянул его к себе.

– Фрэнсис, прекратите, я не хочу с вами ссориться. Я вижу, что вы по-своему желаете мне только добра. Но я не позволю, чтобы в моем присутствии вы оскорбляли мисс Элейну и ее отца, – и Харт еще раз аккуратно освободил злосчастную пуговицу.

– Что ж, поступай как знаешь.

Кроуфорд со странным выражением оглядел юношу, резко отвернулся и зашагал прочь, на ходу обломав роскошный пурпурный цветок, свесившийся с перголы над выложенной цветным камнем дорожкой сада. Вслед ему раздался рассерженный вопль «А-ра, а-ра» большого попугая, получившего за этот крик свое название.

Тягостные сомнения охватили Уильяма. Он сердцем чувствовал, что Кроуфорд действительно хотел позаботиться о нем, но как ему оставить человека, который рассчитывает на него? С другой стороны, Харт, как ни старался, не мог найти действительной необходимости в своем присутствии возле банкира, и это наводило его на неясные подозрения. Но, опять же, только находясь возле Абрабанеля, он имеет возможность видеться с Элейной, хотя и эти встречи не давали ему право надеяться на нечто большее. Окончательно измучившись противоречивыми доводами, Уильям не заметил, как обошел весь сад и очутился прямо перед мраморной лестницей, ведущей в дом. Солнце село, от фонтанов потянуло сыростью, в некоторых окнах зажегся свет. Харт еще раз окинул невидящим взглядом причудливый декор губернаторского сада и направился в свою спальню.

Но, даже приготовившись ко сну, он по-настоящему не мог думать ни о чем другом, как о странном разговоре с Фрэнсисом. В сердцах он отшвырнул одеяло, влез в башмаки и, накинув вест[19] поверх нижней рубашки, отправился к Фрэнсису. Слуга, который принес ему свечу, сказал, что сэр Фрэнсис также лег спать. Но Харт решил все-таки разбудить своего загадочного друга и потребовать объяснений. Он постучался в отделанную богатой резьбой дверь, затем подергал дверную ручку. Дверь неожиданно распахнулась, и глазам Харта предстала пустая смятая постель. Он шагнул внутрь, и в ту же секунду порыв ветра откинул кисейную занавеску, за которой зияло распахнутое настежь окно. Сэра Кроуфорда в спальне не оказалось.

Второй день пребывания Харта на острове прошел в изучении местных нравов, и лишь к вечеру третьего дня его начал по-настоящему волновать другой вопрос. Он опять задумался, подобно Сандрильоне из детской сказки, в каком виде предстанет на балу перед девушкой, о которой мечтал теперь и день и ночь. Впору было превращать кафтан из суконного в тафтяной и грезить не то чтобы о хрустальных туфельках, но о новых башмаках точно. Посему, подобно несчастной дочери лесника, ему оставалось лишь мечтать о доброй фее, мечтать безнадежно, уповая на некую счастливую случайность, которая поможет ему преодолеть пропасть, разделяющую его и дочь богатого ростовщика. Юность хороша тем, что мечты ее сбываются гораздо чаще, чем мечты стариков.

И Фортуна улыбнулась Уильяму. Явилась эта своенравная богиня в виде одетого в ливрею черного как сажа негра, который принес к нему в комнату полный парадный костюм, который вполне соответствовал и предстоящему празднеству и положению Уильяма в обществе.

– Вас покорнейше просят принять, – произнес лакей, совершенно безбожно коверкая английские слова и улыбаясь в тридцать два безупречных зуба. – Вам помочь одеться, сэр?

– О нет, я справлюсь. – Едва сие живое воплощение удачи удалилось, Уильям вдохновенно принялся одеваться. Он отнес этот подарок на счет губернатора и в душе был несказанно благодарен ему, этому коротышке, который, оказывается, замечал каждую мелочь и не оставлял без внимания ни одного своего гостя. Уильям помыслил, что правитель, обладающий такой чуткостью, мог бы составить счастие своего народа, если бы распространил это прекрасное качество не только на гардеробы своих подданных. Сам он в любом случае решил сегодня же высказать господину Джексону самую горячую признательность.

Никогда в жизни Уильям столько раз не переодевался в не принадлежащую ему одежду, хотя в детстве ему частенько приходилось донашивать штанишки и курточки своих старших братьев. В отличие от них, подаренный наряд оказался ему совершенно впору. И кафтан, и верхняя рубашка из тончайшего белого полотна, и синий камзол, отделанный серебряным шитьем, и кюлоты, и даже новые туфли на щегольском каблуке – все сидело на нем так, словно было изготовлено искуснейшими мастерами после целого ряда примерок. Уильям мысленно снова пропел «Cloria» маленькому губернатору, не подозревая, что платье на нем смотрится столь выгодным образом еще по одной причине – он обладал прекрасным телосложением, впечатление от которого было трудно испортить какой бы то ни было одеждой.

Так или иначе, но один из неразрешимых вопросов был все-таки разрешен, и этот добрый знак обнадежил Уильяма. Облаченный в новый костюм, он принялся расхаживать по комнате, предаваясь мечтам о том, что должно произойти сегодня на балу у губернатора – первом настоящем балу в его жизни.

К восьми часам пополудни губернаторский дом и сад осветились разноцветными китайскими фонариками. У широко распахнутых ворот горели факелы, а вдоль выложенных разноцветным песком дорожек и у широких ступеней перед ротондой были устроены необыкновенные светильники из полых внутри огромных тыкв. Зрелище было самое фантастическое. Но еще больше поразился Уильям, когда начал съезжаться приглашенный губернатором цвет местного общества.