Когда часы двенадцать бьют - Алиса Лунина

Последний в этом году спектакль отыграли. Аплодисменты! Занавес закрывается!

Аля вручила подарки коллегам, поздравив всех с Новым годом.

Постепенно театр опустел, стало тихо. Ей пора было ехать домой – до Нового года оставалось всего ничего. А дома ее ждали кот, шампанское и воспоминания. А то, что Новый год придется встречать в одиночестве, – это ничего… Ничего…

Она вышла из театра. Декабрь, как метроном, мерил время, засыпая снегом последние часы, минуты…

– Аля! – окликнул ее знакомый голос.

Аля обернулась, не веря, что и впрямь слышит голос Никиты и что там, напротив театра, под фонарем, стоит он, приехавший – она эта сразу почувствовала всем сердцем – теперь уже только ради нее.

Так двенадцать месяцев Али, как в старой доброй сказке, где зимой расцветали подснежники, тоже закончились обыкновенным чудом.

Хотя в неожиданном появлении Никиты не было ничего удивительного. Самолеты из Парижа в Москву летают часто, и люди часто влюбляются друг в друга, и совершают глупости, и рожают детей (благодаря чему и существует этот мир), и чудеса в мире случаются часто. А под Новый год так вообще чудеса – самое обычное дело.

Екатеринбург. Середина девяностых годов. Новогодняя ночь

Новый год ученики десятого «А» решили встречать у Гены Куропаткина. У него для этого были все условия: пустая трехкомнатная квартира, новый видеомагнитофон и много продуктов – перед тем как уехать в соседний Челябинск к родственникам на праздники, Генкины родители заботливо затарили сыну холодильник. Гена сказал одноклассникам, что продуктов у него достаточно, но, чтобы встретить Новый год «по-взрослому», выпивку гостям нужно будет принести с собой. После недолгого обсуждения парни скинулись на алкоголь, а девчонки распределили, кто испечет торт, а кто принесет салаты и фрукты.

Вечером тридцать первого декабря все шестнадцать человек из десятого «А» собрались у Куропаткина дома. Градус веселья одноклассники стали повышать практически сразу, благо Серега Померанцев и Никита Фомин принесли с собой много пойла с загадочным названием «Портвейн номер 72». Компания весело проводила старый год, а потом народ разделился на группы «по интересам»: на кухне Никита Фомин со своей тусовкой под гитару пели песни «Наутилусов» («Гуд-бай, Америка, оууу!»), в большой комнате Серега Померанцев мастерски смешил одноклассников пародиями на известных людей, в коридоре устроили танцы, а в двух других комнатах уединились влюбленные пары (ибо таковые в десятом «А», как в любом другом выпускном классе любой школы, безусловно, были). Но за пять минут до Нового года Гена Куропаткин, на правах хозяина квартиры, созвал всех гостей в большую комнату (не пожалев даже уединившихся влюбленных), и под бой курантов, взметнув бокалы (мальчишки с портвейном, девчонки с шампанским), десятый «А» встретил Новый год. Когда дружно оторали положенное «ура», Гена вдруг предложил:

– Народ, а давайте встретимся в новогоднюю ночь здесь же… скажем, через двадцать лет!

– Как нормальные королевские мушкетеры?! – хохотнул Гоша Бородин. – Посмотреть, что с нами стало и не заржавели ли наши шпаги?!

– Так точно! – Гена отсалютовал в воздухе бокалом с портвейном.

– А интересно было бы узнать через двадцать лет, кто кем стал! – сказала голубоглазая отличница Катя Куликова.

Никита Фомин тут же заявил, что лично он все про себя знает уже сейчас: он будет рокером, потому что рок-музыка – единственное, чем стоит заниматься в этой жизни, Маша Сазонова подхватила тему и сказала, что станет модельером, Гоша Бородин сказал, что с профессией он пока не определился, зато знает, что точно будет мужем Маши Сазоновой, Лешка Баранкин поделился мечтой стать космонавтом, Вова Новиков признался, что видит себя через двадцать лет состоявшимся ученым, например, исследователем Севера, но дальше всех замахнулся Серега Померанцев, который объявил, что станет известным человеком, звездой экрана, и через двадцать лет его будут показывать по всем каналам. После Серегиной шутки Лева Стариков заключил, что его в таком случае ждет карьера римского папы.

– Ну вот и посмотрим через двадцать лет, у кого что сбылось! – улыбнулся Гена. – Так что, встретимся?

И все дружно заорали: «А давайте!»

– Значит, решено, – подытожил Гена, – встречаемся у меня тридцать первого декабря через двадцать лет. И давайте так… – Он на минуту задумался и продолжил: – Заключим пари, что каждый из присутствующих непременно придет на эту встречу, а тот, кто не придет, проигрывает и должен будет выплатить нам…

– Миллион! – выкрикнул Леша Баранкин.

– О! Точно! – обрадовался Гена. – Миллион!

– А если кто-то будет жить в другом городе? – спросил Вова Новиков.

– Расстояние в расчет не принимается! – сказал Гена. – Хоть с Луны, но прилететь на нашу встречу! Иначе – проиграл пари, и пожалуйста – миллион на бочку!

Все согласились и ударили по рукам.

Катя Куликова вздохнула:

– Встреча через двадцать лет?! С ума сойти! Нам будет по тридцать семь! Даже не верится!

– Нам никогда не будет по тридцать семь! – крикнул уже хорошо поддатый Серега Померанцев. – Потому что это уже практически загробная жизнь!

Его одноклассники дружно заржали. В ту новогоднюю ночь они все были счастливые, шальные и пьяные. Как и положено в семнадцать лет.

Прошло двадцать лет…

Наше время. За неделю до Нового года

На Крайнем Севере, куда жизнь занесла Владимира Новикова, Новый год можно было отмечать хоть каждый день, поскольку сложно было представить более подходящие «зимние декорации»: кругом льды, белые медведи, а вместо новогодних лампочек – северное сияние. Да, далеко судьба забросила Новикова. Вот уже пятнадцать лет он работал полярником на северной станции. Коллектив ее составляли всего десять человек, и мало кто из Володиных сослуживцев смог проработать здесь так же долго, как он: многие через пару лет сдавались и уезжали на Большую землю, к семьям, или наоборот, чтобы наконец обзавестись семьей. А Володя вот задержался на Севере, то ли потому, что на Большой земле его никто не ждал, то ли он уже настолько привык здесь… Последние пять лет он даже отказывался от положенного отпуска: а куда ехать? Родители Володи умерли, а больше его никто нигде не ждал. Хотя…

Две недели назад Володя вдруг занервничал и неожиданно для самого себя попросил начальника станции, которого все здесь звали просто Петровичем, отпустить его в конце декабря в двухнедельный отпуск. Володя попросил, и Петрович согласился, казалось бы, все хорошо, но через несколько дней Володя засомневался – а надо ли ему уезжать? Может, остаться, встретить Новый год с мужиками?! Вот они сядут в столовой, выпьют водки, и под бой московских курантов посерьезнеют их лица, потому что каждый подумает о своих близких, которые сейчас так далеко…