Потаенное зло - Барбара Картленд

Она встала, держа себя гордо и прямо, понимая, что ее собеседник гораздо выше ее и что ее голос немного дрожит от волнения. Маркиз тоже встал.

— Королева будет огорчена, — сказал он. — Думаю, она надеялась на ваше сочувствие и понимание той невыносимой ситуации, в которой она находится. Она очень одинока, у нее так мало друзей.

Шину неожиданно тронули эти слова. Она всегда сильно переживала при мысли о том, что кто-то несчастен и одинок.

— Уверяю вас, сударь, — быстро ответила она, — что я крайне признательна Ее Величеству за великую доброту ко мне, за превосходные платья, которые она мне подарила, и за се приглашение стать ее гостьей. Мне бы не хотелось, чтобы она считала меня неблагодарной.

— Лишь этого она и просит от вас, — сказал маркиз. — Немного благодарности и, возможно, дружелюбия. Смею ли я передать Ее Величеству, что вы придете к ней сегодня в половине четвертого?

— Я приложу к этому все усилия, — ответила Шина. — Если только моя королева не потребует моего присутствия.

— Я уверен, что Ее Величество королева Екатерина может рассчитывать на вас, — сказал маркиз.

Он замолчал. Шина сделала реверанс и отошла в сторону. Когда она обернулась, то еще смогла рассмотреть его лицо, и у нее возникло чувство, что маркиза удовлетворил разговор с ней. Она ожидала, что он будет расстроен и раздражен ее бескомпромиссным отношением.

Что же все это значило? Почему он решил поговорить с ней? И почему так настаивал, чтобы она перешла на сторону королевы в этом поединке между двумя главнейшими жен' шинами в стране?

Это все настолько смешно, думала Шина. Что она могла сделать как для одной, так и для другой женщины? Она не хотела принимать ничью сторону. Несмотря на это, ей никак не удавалось избавиться от мысли о том, что королева во многом виновата сама. Все-таки это ее вина, что король ушел — следует это признать — к красивой и умной герцогине.

Шина думала то же самое, когда немного позже отправилась в покои королевы. Там, где распоряжалась герцогиня, пахло свежестью, окна были открыты, а в огромных вазах благоухали цветы. В той части дворца, где жила королева, не хватало воздуха, было всегда неуютно и грязно, а также пахло ладаном и другими резкими ароматами, которые наводили на Шину тревогу. Цветов здесь не было, вместо них бросалось в глаза огромное количество зажженных свечей, освещавших королевские апартаменты даже днем.

Королева Екатерина носила огромное количество драгоценностей, но подбирались они настолько не правильно, без всякого вкуса, что ими было трудно любоваться, поскольку они совершенно не гармонировали друг с другом. Ее платье также украшали великолепные драгоценные камни, и оно выглядело слишком вычурным по сравнению с классической красотой платьев герцогини, белых с черной отделкой, которые были не только изысканно сшиты, но и не имели ни единого пятнышка.

Королева вместе со своей любимой фрейлиной сидела возле большого камина, от которого в комнате было невыносимо жарко. Шина сделала низкий реверанс, и королева протянула руку и положила ее на плечо Шины.

— Я рада видеть вас, мое дитя. Маркиз сказал, что не уверен, придете ли вы, но я надеялась, что вам все-таки удастся ненадолго покинуть вашу госпожу, чтобы мы могли поближе познакомиться.

— Ваше величество очень любезны, — ответила Шина, стараясь не думать о том, что рука королевы слишком тяжела для ее возраста и что причина жировых складок чуть ниже подбородка — огромная ваза с конфетами, которая постоянно стояла возле нее. Почти год назад Екатерина родила десятого ребенка, и ее фигура сделалась неуклюжей и бесформенной от частых беременностей.

— Садитесь, мистрисс Маккрэгган, — величественным тоном сказала королева. — Я хочу поговорить с вами.

Волнуясь, Шина села на низкий стул.

— Маркиз рассказал мне о том, что вы про меня говорили, — продолжила королева. — Я глубоко тронута тем, что гостья из далеких краев так ясно понимает все мои мучения в этом дворце, который мало чем отличается от тюрьмы.

Шина выглядела изумленной. Маркиз, предположила она, видимо, сильно приукрасил ее слова и придумал остальное.

Королева сомкнула руки.

— Ах, госпожа Маккрэгган, я так несчастна, так унижена. Если бы не моя близкая, преданная подруга, — она показала на фрейлину, — я бы уже давно ушла из этой юдоли Скорби.

— Нет, Ваше Величество. Не говорите так, — возразила Шина. — Вам есть ради чего жить.

— Ради чего? — спросила королева. — Ради детей? Герцогиня де Валентинуа сама выбирает им нянек и гувернеров; она приказывает королевским поварам готовить им только ту еду, которую считает подходящей для них. Мне не позволено ни во что вмешиваться. Как только у меня рождается ребенок, герцогиня берет на себя заботу над ним; по сути дела, он становится ее ребенком.

Королева говорила с такой горечью, что Шина не могла не чувствовать сострадание к этой несчастной женщине. Под влиянием момента она порывисто протянула ей руку.

— Ваше Величество! Мы все помогли бы вам, если бы знали, как это сделать.

— Это настоящее колдовство! — продолжила королева, переходя на тихий, свистящий шепот. — Колдовство! Она стара, но дьявол сделал ее молодой. Где ее морщины? Где полнота, где седые волосы? Лишь колдовство способно не подпускать возраст и то, что сам дьявол владеет ее душой.

Шина глубоко вздохнула. Она не верила в подобные вещи.

Разумеется, все это абсурдно, но тем не менее трудно не чувствовать, что в словах королевы что-то было.

— Иногда, — продолжила королева, — мне казалось, что король тянется ко мне, как ребенок, который боится темноты. Но каждый раз, прежде чем я произнесу хотя бы слово, прежде чем ему, пусть на несколько секунд, удается освободиться от ее колдовских чар, она притягивает его обратно.

Он уходит, а я остаюсь наедине со своим страхом и страданием.

Шина не знала, что ответить. Она даже не ожидала, что королева откроется ей, и понимала, что любые слова утешения будут либо недостаточными, либо неуместными. Королева тяжело вздохнула.

— Я стараюсь не говорить о моем несчастье, — сказала она. — Я должна нести свое тяжкое бремя и не перекладывать его на плечи других. Но вы? Будете ли вы относиться ко мне с добротой?

— Разумеется, Ваше Величество, — понимающе ответила Шина. — И если я смогу помочь, то сделаю это.

— Правда?

Глаза королевы неожиданно повеселели. В них появилась нотка воодушевления.

— Да, разумеется, — повторила Шина и в следующее же мгновение неосознанно пожалела, что дала это опрометчивое обещание.

— Я запомню ваши слова. Отныне вы моя подруга, моя верная, добрая подруга.

Королева протянула руку, и Шина, поняв, что от нее ожидалось, пала на одно колено и поцеловала ее.

В этот момент дверь распахнулась, и лакей объявил: